Сообщений в теме: 1275

[ОЛЬГИЦА]

Добрый день! А кто-нибудь уже читал "11/22/63". Просто на российских сайтах ее уже вовсю обсуждают...А у на даже в продаже я не видела...

Сердца в Атлантиде,
если та книга вам занравилась,то и цифры-даты тож хорошо пойдут

А Вы читали уже? Если да, то где взяли? "Сердца в Атлантиде" конечно понравились...

я потребитель на ебуке.
сеть - наша библиотека.

Благодарю! Просто Кинга предпочитаю на бумаге!

[Мальвина )))]

Недавно прочитала "Роза Марена" ...

Какое то двоякое отношение к книги ...

С одной стороны, Кинг так красочно все описал ... понравилось, то что даже в этой казалось бы реалистичной ситуации , Кинг сумел вставить мистику … Сюжет очень непредсказуем… Переживать , за Рози просто невозможно… Сколько она испытала унижений от своего безумного мужа , но все же нашла в себе силы встать и уйти , жить дальше … очень захватывающе…

С другой стороны, столько грязи и жестокости , я в книгах не видела ...

[Мальвина )))]

Так же недавно прочла книгу «Мертвая зона »…
Понравилась, даже очень …
Читается на одном дыхании … довольно неожиданный конец…
Книга очень грустная, а в конце так жалко главного героя….
Одна из самых лучших книг Кинга!!!

[ОЛЬГИЦА]

Такой вопрос возник-новый роман "11/22/63", существует ли его профессиональный перевод на русский язык? В сети увидела только любительский.

[Onefivee]

Решила перечитать Долорес Клейборн, одна из любимых книг у него!)

[Avgustina]

Очень люблю Кинга. "Необходимые вещи", "Сияние", "Мизери", "Долорес Клейборн", "Оно" и т.д. "Темную Башню" продолжение оооочень долго ждала, а когда появилась как-то и не собралась дочитать, до сих пор новенькая на полке стоит.

[Скарамуш]

Так же недавно прочла книгу «Мертвая зона »… Понравилась, даже очень … Читается на одном дыхании … довольно неожиданный конец…

Я для себя Кинга открыл как раз таки прочитав "Мертвую зону". С этой книги то и пошло
Была у меня книга с зоной. а в ней еще рассказы. Запомнились несколько - про ожившие грузовики, про игрушечных солдатиков, которые прикончили мужика в отеле.. и про то, как бандюга один заставил человека пройти по узкому карнизу вокруг высотного здания... пари такое заключили на жизнь его и любимой женщины.

[Rio-Rita]

Такой вопрос возник-новый роман "11/22/63", существует ли его профессиональный перевод на русский язык?

Сегодня в магазине Marwin (в торговом комплексе АДК) я приобрела последний экземпляр книги "11/22/63" в переводе А. Вебера. Так что в Алматы эта книга уже в продаже.

Сообщение отредактировал Rio-Rita: 25.03.2013, 00:22:45

[ОЛЬГИЦА]

Такой вопрос возник-новый роман "11/22/63", существует ли его профессиональный перевод на русский язык?

Сегодня в магазине Marwin (в торговом комплексе АДК) я приобрела последний экземпляр книги "11/22/63" в переводе А. Вебера. Так что в Алматы эта книга уже в продаже.

Благодарю Вас за информацию!

[Андрей Рублёв]

Нравится Останься со мной, необычная история.

[Снусмумрик]

Сегодня в магазине Marwin (в торговом комплексе АДК) я приобрела последний экземпляр книги "11/22/63" в переводе А. Вебера. Так что в Алматы эта книга уже в продаже.

Ну, как впечатление?
Мне эту книжку привезли в подарок и я со вчерашнего дня читаю запоем..замечательная и увлекательная книжка.
Пересказывать сюжет не хочу - тут это сделали до меня. Хочу сказать, что книжка наполнена интригующими моментами, пересечениями (виде "нулевого варианта" при каждом посещении прошлого).. И ещё я догадался откуда берётся мясо на "кото-бургеры" ещё до того, как Кинг открыл тайну его происхождения.

Рекомендую вам зайти в кладовку, спуститься по ступенькам ... и оказаться в 11:58 9 сентября 1958 года около сушильного сарая, дать 50 центов пьянице с желтой карточкой и идти гулять по прошлому.. Не волнуйтесь: сколько бы не продлилась ваша прогулка (час или несколько лет) в настоящем вы будете отсутствовать всегда ровно 2 минуты.

[Буря]

Читаю "Безнадегу".

Да кстати интересный сюжет, странно что "Безнадёгу" эщё не экранизировали.

[Снусмумрик]

<p>

"11/22/63"

Хочу сказать, что книжка наполнена интригующими моментами, пересечениями

Сегодня дочитал до места пересечения с сюжетной линией из "Оно": ГГ приехал в Дерри, где Пеннивайз (после очередной спячки в 28 лет) снимает кровавую жатву. Упомянуты погибший Джордж и самый колоритный персонаж (на мой взгляд) из "Оно" - Патрик Хокстеттер. Смак этого персонажа в его эгоцентризме, доведённом до солипсизма. Жаль лишь, что Эппинг не сможет встретиться с ним - Патрик погиб до 09.09.1958.

Скрытый текст

"Никто — даже Майк Хэнлон — не имел ни малейшего понятия, до какой степени свихнулся двенадцатилетний Патрик Хокстеттер, сын торговца краской. Его мать, добрая католичка, умрет в 1962 году, через четыре года после того, как Патрика пожрало зло, существовавшее в Дерри и под ним. Хотя проверки уровня интеллектуального развития показывали нижнюю границу нормы, Патрик уже дважды оставался на второй год, в первом и третьем классах. В этом году он ходил в летнюю школу, чтобы не провести следующий учебный год в пятом классе. Учителя считали его безразличным учеником (о чем некоторые и писали в табелях начальной школы Дерри на шести строчках, которые отводились для «КОММЕНТАРИЕВ УЧИТЕЛЯ») и с нарушениями психики (о чем не написал ни один — слишком неопределенными были их ощущения, слишком расплывчатыми, чтобы выразить их даже на шестидесяти строчках, а не на шести). Если бы он родился десятью годами позже, школьный консультант по обучению отправил бы его к детскому психологу, который сумел бы (а может, и не сумел; Патрик был гораздо умнее, чем показывали результаты проверки уровня интеллектуального развития) распознать пугающие глубины, которые скрывались за этим обрюзгшим и бледным круглым лицом.
Он был социопатом и, возможно, к жаркому июлю 1958 года стал полноценным психопатом. Он не мог вспомнить время, когда считал других людей — чего там, любых живых существ — «настоящими». Он твердо верил, что существует только он сам, возможно, один-единственный во всей вселенной, и это, безусловно, доказывало его «реальность». Он не понимал, что такое чувство боли, не понимал, когда ему причиняли боль (характерный пример — полное безразличие к тому, что Генри ударил его на свалке). Но пусть он находил реальность совершенно бессмысленным понятием, концепцию «правил» Патрик понимал прекрасно. И даже если все учителя находили его странным (и миссис Дуглас, его учительница в пятом классе, и миссис Уимс, которая учила Патрика в третьем классе, знали о пенале с дохлыми мухами, в определенном смысле понимали, к каким это может привести последствиям, но у каждой было от двадцати до двадцати восьми учеников, и у всех находились какие-то заморочки), ни у одного с ним не возникало дисциплинарных проблем. Он мог сдать совершенно пустой лист с контрольной работой (или пустой, за исключением одного большого, красивого вопросительного знака), и миссис Дуглас выяснила, что лучше держать Патрика подальше от девочек из-за его шаловливых ручонок, но на уроках он вел себя тихо, так тихо, что иной раз ничем не отличался от большого куска глины, который вылепили в форме мальчика. Не замечать Патрика не составляло труда, учился он плохо, но никому не доставлял хлопот, в отличие, скажем, от Генри Бауэрса и Виктора Крисса, наглых, активно мешающих учебному процессу мальчишек, которые отнимали деньги у малышни или портили школьную собственность, если предоставлялась такая возможность, и девочек, как та, которую крайне неудачно назвали Элизабет Тейлор: она страдала эпилепсией, голова у нее работала только от случая к случаю, и ее приходилось останавливать, когда на школьной площадке она задирала юбку, чтобы похвастаться новыми трусиками. Другими словами, в начальной школе Дерри учились дети с самыми разными странностями, и в этом водовороте даже Пеннивайз мог остаться незамеченным. Но, разумеется, никто из учителей Патрика (само собой, и его родители) понятия не имели о том, что пятилетний Патрик убил своего брата-младенца Эйвери.
Когда мать вернулась из больницы с Эйвери, Патрику это не понравилось. Его не волновало (так, во всяком случае, поначалу сказал он себе), сколько будет детей у его родителей, двое, пятеро или пять десятков, при условии, что этот ребенок или дети не изменят его жизненный уклад. Но он обнаружил, что Эйвери изменил. Еду подавали поздно. Ночью младенец плакал и будил его. Родители постоянно толклись около детской кроватки, и очень часто, когда он хотел привлечь их внимание к себе, ему это не удавалось. Патрик испугался, а такое случалось с ним лишь несколько раз в жизни. Если родители принесли его, Патрика, из больницы, подумал он, и если он «настоящий», тогда получалось, что и Эйвери мог быть «настоящим». И могло даже получиться так, что родители захотят совсем избавиться от него, Патрика, когда Эйвери станет достаточно большим, чтобы ходить и говорить, приносить отцу экземпляр «Дерри ньюс», брошенный разносчиком на крыльцо, и подавать матери формы для выпечки хлеба. Не то чтобы он боялся, что они будут любить Эйвери больше (хотя Патрик точно знал, что они любят младенца больше, и в этом случае его суждение, вероятно, соответствовало действительности). Его волновало другое: 1) с появлением Эйвери ранее установленные правила отменили или они изменились; 2) Эйвери мог оказаться «настоящим»; 3) существовала вероятность, что его могли вышвырнуть вон, оставив только Эйвери.
Как-то раз Патрик вошел в комнату Эйвери днем, примерно в половине третьего, вскоре после того, как школьный автобус привез его с занятий. Стоял январь. Начал падать снег. Сильный ветер дул со стороны Маккэррон-парк и дребезжал замерзшими стеклами наружных рам. Мать спала у себя в спальне. Накануне Эйвери устроил ей веселую ночь. Отец был на работе. Эйвери спал на животе, повернув головку набок.
Патрик, с бесстрастным круглым лицом, повернул голову Эйвери так, что лицо младенца уткнулось в подушку. Эйвери засопел и снова повернул голову набок. Патрик это отметил, постоял, думая об этом. Снег таял на его желтых сапогах и водой стекал на пол. Прошло, наверное, минут пять (быстро думать у Патрика не получалось), а потом он снова повернул головку Эйвери, уткнув его лицом в подушку и подержал. Эйвери дернулся под рукой, пытаясь высвободить голову. Но сопротивлялся очень слабо. Патрик убрал руку. Эйвери вновь повернул головку на бок, коротко вскрикнул, но не проснулся. Снаружи выл ветер, дребезжал стеклами. Патрик подождал, чтобы убедиться, что вскрик Эйвери не разбудил мать. Убедился.
Патрик почувствовал охватившее его возбуждение. Казалось, впервые мир предстал перед ним во всей красе. Природа сильно обделила его эмоциями, но в эти несколько мгновений он чувствовал себя, как дальтоник, которому сделали укол, позволивший на короткое время увидеть все в цвете… или как наркоман, который только что принял дозу, отправившую его мозги на орбиту. Для него это было внове. Он не подозревал, что такое возможно.
Очень осторожно он опять повернул головку Эйвери, уткнув лицом в подушку. На этот раз, когда младенец задергался, Патрик его не отпустил. Еще сильнее вдавил головку в подушку. Эйвери принялся приглушенно кричать, и Патрик знал, что он проснулся. Подумал о том, что братик пожалуется на него матери, если он отпустит Эйвери. И не отпускал. Младенец пытался вырваться. Патрик держал его крепко. Младенец пукнул. Попытки вырваться ослабевали. Наконец Эйвери застыл. Патрик подержал его в том же положении еще пять минут, чувствуя, как возбуждение достигло пика, а потом начало спадать; действие укола прекратилось. Мир снова стал серым, доза свое отработала.
Патрик спустился вниз, положил на тарелку пирожки, налил стакан молока. Мать спустилась через полчаса. Сказала, что не слышала, как он вернулся, так устала («Больше ты уставать не будешь, мамочка, — подумал Патрик. — Не волнуйся, я об этом позаботился»). Она посидела с ним, съела один из его пирожков, спросила, как прошли занятия. Патрик ответил, что хорошо, и показал свой рисунок дома и дерева. Лист бессмысленных каракулей и загогулин, нарисованных черным и коричневым карандашами. Мать сказала, что очень красиво. Патрик каждый день приносил домой такие же черно-коричневые завитушки с закорючками. Иногда пояснял, что это индюшка, иногда — рождественская елка, иногда — мальчик. И мать всегда говорила, что это красиво… хотя иной раз, в самой глубинной части рассудка (она даже сомневалась, существует ли эта часть) тревожилась. Что-то не нравилось ей в этих черно-коричневых рисунках.
О смерти Эйвери она узнала только в пять часов вечера; ранее полагала, что ребенок просто долго спит после бессонной ночи. К тому времени Патрик уже смотрел мультсериал про «Кролика-крестоносца» по их телевизору с экраном с диагональю в семь дюймов и продолжал смотреть, когда поднялся крик. Соседка, миссис Хенли, прибежала, когда показывали очередную серию «Вертолетчиков» (кричащая мать Патрика держала младенца у открытой двери кухни, исходя из какой-то безумной идеи, что холодный воздух может его оживить; Патрик замерз, и ему пришлось взять из стенного шкафа свитер). «Дорожный патруль», любимый сериал Бена Хэнскома, показывали, когда с работы вернулся мистер Хокстеттер. К тому времени, когда прибыл врач, начался «Фантастический театр», с «вашим ведущим Трумэном Брэдли». «Кто знает, какие странности могут встречаться во вселенной?» — размышлял Трумэн Брэдли, когда мать Патрика визжала и вырывалась из рук мужа на кухне. Доктор отметил абсолютное спокойствие Патрика, его взгляд, в котором не читалось вопроса, и решил, что мальчик в глубоком шоке. Предложил дать Патрику успокоительное. Патрик не возражал.
Смерть определили как несчастный случай. Годы спустя могли бы возникнуть определенные вопросы, в силу отклонений от обычных симптомов смерти младенцев в колыбели. Но в те времена причину смерти просто записали в свидетельство, и младенца похоронили. Патрик этому порадовался, потому что, как только суета улеглась, еду ему опять начали подавать вовремя.
В безумии второй половины того дня и вечера — люди входили и выходили из дома, красные огни машины «Скорой помощи» Городской больницы пульсировали на стенах, миссис Хокстеттер кричала, и выла, и отказывалась принять успокоительное — только отец Патрика практически вплотную подошел к раскрытию преступления. Он двадцать минут стоял у пустой колыбельки Эйвери после того, как тело увезли, просто стоял, не в силах поверить в случившееся. А посмотрев вниз, увидел пару следов на паркетном полу. Оставил следы снег, стаявший с желтых резиновых сапог Патрика. И когда мистер Хокстеттер смотрел на следы, ужасная мысль поднялась в голову, как газ поднимается из глубокой скважины. Рука метнулась ко рту, глаза широко раскрылись. Перед мысленным взором начала формироваться картина случившегося. Но, прежде чем она обрела четкие очертания, мистер Хокстеттер выскочил из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что треснула дверная коробка.
Патрику он не задал ни единого вопроса.
Ничего такого Патрик больше не делал, хотя сделал бы, если б представилась такая возможность. Он не испытывал чувства вины. Его не мучили кошмары. По прошествии времени он, однако, начал осознавать, что могло случиться с ним, если бы его поймали. Существовали правила. И тем, кто им не следовал, грозили неприятности… или тем, кого ловили, когда они нарушали эти правила. Человека могли посадить под замок или даже на электрический стул.
Но не уходящее из памяти чувство возбуждения — эти яркие цвета и острые ощущения — было слишком мощным и восхитительным, чтобы не попытаться испытать его вновь. Патрик убивал мух. Сначала просто расплющивал их материнской мухобойкой. Потом обнаружил, что не менее эффективно убивать их можно и пластмассовой линейкой. Он также открыл для себя прелести липкой бумаги. Ее длинный рулон стоил в «Костелло-авеню-маркет» какие-то два цента, и Патрик иной раз по два часа стоял в гараже, наблюдая, как мухи садятся на липкую бумагу, а потом пытаются вырваться. Стоял, разинув рот, его обычно мутные глаза сверкали, пот тек по круглому лицу и грузному телу. Патрик убивал и жучков, но сначала пытался поймать их живыми. Иногда он утаскивал длинную иглу из материнской подушечки для шитья, нанизывал на нее японского жука, садился, скрестив ноги, на землю в саду и наблюдал, как тот умирает. И в такие моменты выражением лица напоминал мальчика, читающего очень хорошую книгу. Однажды он нашел сбитую автомобилем кошку, которая умирала в ливневой канаве на Нижней Главной улице, и сидел, наблюдая за ней, пока какая-то старуха не увидела, как он пинает ногой мяукающее умирающее животное. Она шуганула его метлой, которой подметала дорожку от тротуара к крыльцу. «Иди домой! — кричала она ему. — Ты что, спятил?» Патрик пошел домой. На старуху он не рассердился. Его поймали, когда он нарушал правила, ничего больше.
Потом, в прошлом году (ни Майка Хэнлона, ни кого-то из остальных не удивило бы, узнай они, что случилось это в тот самый день, когда погиб Джордж Денбро), Патрик нашел ржавый холодильник «Амана» — один из самых больших мусороидов в поясе, окружавшем свалку.
Как и Бев, он слышал о предупреждениях, касающихся таких вот выброшенных бытовых приборов, о том, как миллионы детей задыхаются в них каждый год. Патрик долго стоял, глядя на холодильник, лениво играя в «карманный бильярд». Возбуждение вернулось, только более сильное, чем прежде, уступающее по интенсивности лишь тому случаю, когда он прикончил Эйвери. Возбуждение вернулось, потому что в ледяных сумеречных просторах, которые заменяли Патрику Хокстеттеру разум, появилась идея.
Неделей позже у Льюсов, которые жили в трех домах от Хокстеттеров, пропал кот, Бобби. Дети Льюсов, которые помнили Бобби с рождения, часами обшаривали округу в его поисках. Они даже скинулись на объявление в колонке «Пропали и разыскиваются» городской газеты. Ничего из этого не вышло. А если кто-то из них видел в тот день Патрика, одетого в толстую куртку-пуховик (наводнение 1957 года чуть ли не сразу сменилось сильными холодами), с картонной коробкой в руках, то ничего не заподозрил.
Энгстромы, которые жили на параллельной улице и их двор граничил со двором Хокстеттеров, лишились щенка кокер-спаниеля за десять дней до Дня благодарения. В следующие шесть или восемь месяцев в других домах регулярно пропадали собаки и кошки, и, конечно же, всех их крал Патрик, не говоря о дворовых котах и собаках с Адских пол-акра.
Всех их, одного за другим, он сажал в ржавый холодильник «Амана» около свалки. Всякий раз, когда приносил очередное животное, сердце его гулко билось, глаза горели и слезились от возбуждения, он ожидал обнаружить, что Мэнди Фацио сорвал запорный механизм, а то и просто кувалдой сшиб дверцу с петель. Но Мэнди почему-то не трогал этот холодильник. Возможно, не подозревал о его существовании, возможно, сила воли Патрика не подпускала его к холодильнику… а может, делала это другая сила.
Кокер Энгстромов протянул дольше всех. Несмотря на холода, он еще не сдох, когда Патрик вернулся в третий раз, чтобы взглянуть на него, хотя утратил исходную живость (он вилял хвостом и лизал Патрику руки, когда тот достал его из коробки и посадил в холодильник). Когда Патрик вернулся первый раз, на следующий день, щенок чуть не вырвался на свободу. Патрику пришлось бежать за ним через всю свалку, пока не удалось в прыжке схватить за заднюю лапу. Щенок кусал Патрика острыми маленькими зубами, но Патрик, не обращая на это внимания, отнес щенка к холодильнику и вновь посадил туда. При этом у него встал член. Такое случалось и раньше.
При втором визите щенок снова попытался вырваться, но двигался слишком уж медленно. Патрик вернул его в холодильник, с силой захлопнул ржавую дверцу и привалился к ней спиной. Он слышал, как щенок скребется внутри. Слышал его подвывания. «Хороший песик, — прошептал Патрик Хокстеттер. Он стоял с закрытыми глазами, учащенно дыша. — Очень хороший песик». На следующий день, когда открылась дверца, щенок смог только повернуть глаза в сторону Патрика. Днем позже Патрик нашел кокера мертвым. Вокруг пасти застыла пена. Морда кокера напомнила ему кокосовый леденец на палочке, и он хохотал, доставая окоченевшее тельце из камеры-морилки и выбрасывая в кусты."

Сообщение отредактировал Снусмумрик: 15.05.2013, 22:58:04

[}{APJIu]

<p>

"11/22/63"

Хочу сказать, что книжка наполнена интригующими моментами, пересечениями

Сегодня дочитал до места пересечения с сюжетной линией из "Оно": ГГ приехал в Дерри, где Пеннивайз (после очередной спячки в 28 лет) снимает кровавую жатву. Упомянуты погибший Джордж и самый колоритный персонаж (на мой взгляд) из "Оно" - Патрик Хокстеттер. Смак этого персонажа в его эгоцентризме, доведённом до солипсизма. Жаль лишь, что Эппинг не сможет встретиться с ним - Патрик погиб до 09.09.1958.

Скрытый текст

"Никто — даже Майк Хэнлон — не имел ни малейшего понятия, до какой степени свихнулся двенадцатилетний Патрик Хокстеттер, сын торговца краской. Его мать, добрая католичка, умрет в 1962 году, через четыре года после того, как Патрика пожрало зло, существовавшее в Дерри и под ним. Хотя проверки уровня интеллектуального развития показывали нижнюю границу нормы, Патрик уже дважды оставался на второй год, в первом и третьем классах. В этом году он ходил в летнюю школу, чтобы не провести следующий учебный год в пятом классе. Учителя считали его безразличным учеником (о чем некоторые и писали в табелях начальной школы Дерри на шести строчках, которые отводились для «КОММЕНТАРИЕВ УЧИТЕЛЯ») и с нарушениями психики (о чем не написал ни один — слишком неопределенными были их ощущения, слишком расплывчатыми, чтобы выразить их даже на шестидесяти строчках, а не на шести). Если бы он родился десятью годами позже, школьный консультант по обучению отправил бы его к детскому психологу, который сумел бы (а может, и не сумел; Патрик был гораздо умнее, чем показывали результаты проверки уровня интеллектуального развития) распознать пугающие глубины, которые скрывались за этим обрюзгшим и бледным круглым лицом.
Он был социопатом и, возможно, к жаркому июлю 1958 года стал полноценным психопатом. Он не мог вспомнить время, когда считал других людей — чего там, любых живых существ — «настоящими». Он твердо верил, что существует только он сам, возможно, один-единственный во всей вселенной, и это, безусловно, доказывало его «реальность». Он не понимал, что такое чувство боли, не понимал, когда ему причиняли боль (характерный пример — полное безразличие к тому, что Генри ударил его на свалке). Но пусть он находил реальность совершенно бессмысленным понятием, концепцию «правил» Патрик понимал прекрасно. И даже если все учителя находили его странным (и миссис Дуглас, его учительница в пятом классе, и миссис Уимс, которая учила Патрика в третьем классе, знали о пенале с дохлыми мухами, в определенном смысле понимали, к каким это может привести последствиям, но у каждой было от двадцати до двадцати восьми учеников, и у всех находились какие-то заморочки), ни у одного с ним не возникало дисциплинарных проблем. Он мог сдать совершенно пустой лист с контрольной работой (или пустой, за исключением одного большого, красивого вопросительного знака), и миссис Дуглас выяснила, что лучше держать Патрика подальше от девочек из-за его шаловливых ручонок, но на уроках он вел себя тихо, так тихо, что иной раз ничем не отличался от большого куска глины, который вылепили в форме мальчика. Не замечать Патрика не составляло труда, учился он плохо, но никому не доставлял хлопот, в отличие, скажем, от Генри Бауэрса и Виктора Крисса, наглых, активно мешающих учебному процессу мальчишек, которые отнимали деньги у малышни или портили школьную собственность, если предоставлялась такая возможность, и девочек, как та, которую крайне неудачно назвали Элизабет Тейлор: она страдала эпилепсией, голова у нее работала только от случая к случаю, и ее приходилось останавливать, когда на школьной площадке она задирала юбку, чтобы похвастаться новыми трусиками. Другими словами, в начальной школе Дерри учились дети с самыми разными странностями, и в этом водовороте даже Пеннивайз мог остаться незамеченным. Но, разумеется, никто из учителей Патрика (само собой, и его родители) понятия не имели о том, что пятилетний Патрик убил своего брата-младенца Эйвери.
Когда мать вернулась из больницы с Эйвери, Патрику это не понравилось. Его не волновало (так, во всяком случае, поначалу сказал он себе), сколько будет детей у его родителей, двое, пятеро или пять десятков, при условии, что этот ребенок или дети не изменят его жизненный уклад. Но он обнаружил, что Эйвери изменил. Еду подавали поздно. Ночью младенец плакал и будил его. Родители постоянно толклись около детской кроватки, и очень часто, когда он хотел привлечь их внимание к себе, ему это не удавалось. Патрик испугался, а такое случалось с ним лишь несколько раз в жизни. Если родители принесли его, Патрика, из больницы, подумал он, и если он «настоящий», тогда получалось, что и Эйвери мог быть «настоящим». И могло даже получиться так, что родители захотят совсем избавиться от него, Патрика, когда Эйвери станет достаточно большим, чтобы ходить и говорить, приносить отцу экземпляр «Дерри ньюс», брошенный разносчиком на крыльцо, и подавать матери формы для выпечки хлеба. Не то чтобы он боялся, что они будут любить Эйвери больше (хотя Патрик точно знал, что они любят младенца больше, и в этом случае его суждение, вероятно, соответствовало действительности). Его волновало другое: 1) с появлением Эйвери ранее установленные правила отменили или они изменились; 2) Эйвери мог оказаться «настоящим»; 3) существовала вероятность, что его могли вышвырнуть вон, оставив только Эйвери.
Как-то раз Патрик вошел в комнату Эйвери днем, примерно в половине третьего, вскоре после того, как школьный автобус привез его с занятий. Стоял январь. Начал падать снег. Сильный ветер дул со стороны Маккэррон-парк и дребезжал замерзшими стеклами наружных рам. Мать спала у себя в спальне. Накануне Эйвери устроил ей веселую ночь. Отец был на работе. Эйвери спал на животе, повернув головку набок.
Патрик, с бесстрастным круглым лицом, повернул голову Эйвери так, что лицо младенца уткнулось в подушку. Эйвери засопел и снова повернул голову набок. Патрик это отметил, постоял, думая об этом. Снег таял на его желтых сапогах и водой стекал на пол. Прошло, наверное, минут пять (быстро думать у Патрика не получалось), а потом он снова повернул головку Эйвери, уткнув его лицом в подушку и подержал. Эйвери дернулся под рукой, пытаясь высвободить голову. Но сопротивлялся очень слабо. Патрик убрал руку. Эйвери вновь повернул головку на бок, коротко вскрикнул, но не проснулся. Снаружи выл ветер, дребезжал стеклами. Патрик подождал, чтобы убедиться, что вскрик Эйвери не разбудил мать. Убедился.
Патрик почувствовал охватившее его возбуждение. Казалось, впервые мир предстал перед ним во всей красе. Природа сильно обделила его эмоциями, но в эти несколько мгновений он чувствовал себя, как дальтоник, которому сделали укол, позволивший на короткое время увидеть все в цвете… или как наркоман, который только что принял дозу, отправившую его мозги на орбиту. Для него это было внове. Он не подозревал, что такое возможно.
Очень осторожно он опять повернул головку Эйвери, уткнув лицом в подушку. На этот раз, когда младенец задергался, Патрик его не отпустил. Еще сильнее вдавил головку в подушку. Эйвери принялся приглушенно кричать, и Патрик знал, что он проснулся. Подумал о том, что братик пожалуется на него матери, если он отпустит Эйвери. И не отпускал. Младенец пытался вырваться. Патрик держал его крепко. Младенец пукнул. Попытки вырваться ослабевали. Наконец Эйвери застыл. Патрик подержал его в том же положении еще пять минут, чувствуя, как возбуждение достигло пика, а потом начало спадать; действие укола прекратилось. Мир снова стал серым, доза свое отработала.
Патрик спустился вниз, положил на тарелку пирожки, налил стакан молока. Мать спустилась через полчаса. Сказала, что не слышала, как он вернулся, так устала («Больше ты уставать не будешь, мамочка, — подумал Патрик. — Не волнуйся, я об этом позаботился»). Она посидела с ним, съела один из его пирожков, спросила, как прошли занятия. Патрик ответил, что хорошо, и показал свой рисунок дома и дерева. Лист бессмысленных каракулей и загогулин, нарисованных черным и коричневым карандашами. Мать сказала, что очень красиво. Патрик каждый день приносил домой такие же черно-коричневые завитушки с закорючками. Иногда пояснял, что это индюшка, иногда — рождественская елка, иногда — мальчик. И мать всегда говорила, что это красиво… хотя иной раз, в самой глубинной части рассудка (она даже сомневалась, существует ли эта часть) тревожилась. Что-то не нравилось ей в этих черно-коричневых рисунках.
О смерти Эйвери она узнала только в пять часов вечера; ранее полагала, что ребенок просто долго спит после бессонной ночи. К тому времени Патрик уже смотрел мультсериал про «Кролика-крестоносца» по их телевизору с экраном с диагональю в семь дюймов и продолжал смотреть, когда поднялся крик. Соседка, миссис Хенли, прибежала, когда показывали очередную серию «Вертолетчиков» (кричащая мать Патрика держала младенца у открытой двери кухни, исходя из какой-то безумной идеи, что холодный воздух может его оживить; Патрик замерз, и ему пришлось взять из стенного шкафа свитер). «Дорожный патруль», любимый сериал Бена Хэнскома, показывали, когда с работы вернулся мистер Хокстеттер. К тому времени, когда прибыл врач, начался «Фантастический театр», с «вашим ведущим Трумэном Брэдли». «Кто знает, какие странности могут встречаться во вселенной?» — размышлял Трумэн Брэдли, когда мать Патрика визжала и вырывалась из рук мужа на кухне. Доктор отметил абсолютное спокойствие Патрика, его взгляд, в котором не читалось вопроса, и решил, что мальчик в глубоком шоке. Предложил дать Патрику успокоительное. Патрик не возражал.
Смерть определили как несчастный случай. Годы спустя могли бы возникнуть определенные вопросы, в силу отклонений от обычных симптомов смерти младенцев в колыбели. Но в те времена причину смерти просто записали в свидетельство, и младенца похоронили. Патрик этому порадовался, потому что, как только суета улеглась, еду ему опять начали подавать вовремя.
В безумии второй половины того дня и вечера — люди входили и выходили из дома, красные огни машины «Скорой помощи» Городской больницы пульсировали на стенах, миссис Хокстеттер кричала, и выла, и отказывалась принять успокоительное — только отец Патрика практически вплотную подошел к раскрытию преступления. Он двадцать минут стоял у пустой колыбельки Эйвери после того, как тело увезли, просто стоял, не в силах поверить в случившееся. А посмотрев вниз, увидел пару следов на паркетном полу. Оставил следы снег, стаявший с желтых резиновых сапог Патрика. И когда мистер Хокстеттер смотрел на следы, ужасная мысль поднялась в голову, как газ поднимается из глубокой скважины. Рука метнулась ко рту, глаза широко раскрылись. Перед мысленным взором начала формироваться картина случившегося. Но, прежде чем она обрела четкие очертания, мистер Хокстеттер выскочил из комнаты, хлопнув дверью так сильно, что треснула дверная коробка.
Патрику он не задал ни единого вопроса.
Ничего такого Патрик больше не делал, хотя сделал бы, если б представилась такая возможность. Он не испытывал чувства вины. Его не мучили кошмары. По прошествии времени он, однако, начал осознавать, что могло случиться с ним, если бы его поймали. Существовали правила. И тем, кто им не следовал, грозили неприятности… или тем, кого ловили, когда они нарушали эти правила. Человека могли посадить под замок или даже на электрический стул.
Но не уходящее из памяти чувство возбуждения — эти яркие цвета и острые ощущения — было слишком мощным и восхитительным, чтобы не попытаться испытать его вновь. Патрик убивал мух. Сначала просто расплющивал их материнской мухобойкой. Потом обнаружил, что не менее эффективно убивать их можно и пластмассовой линейкой. Он также открыл для себя прелести липкой бумаги. Ее длинный рулон стоил в «Костелло-авеню-маркет» какие-то два цента, и Патрик иной раз по два часа стоял в гараже, наблюдая, как мухи садятся на липкую бумагу, а потом пытаются вырваться. Стоял, разинув рот, его обычно мутные глаза сверкали, пот тек по круглому лицу и грузному телу. Патрик убивал и жучков, но сначала пытался поймать их живыми. Иногда он утаскивал длинную иглу из материнской подушечки для шитья, нанизывал на нее японского жука, садился, скрестив ноги, на землю в саду и наблюдал, как тот умирает. И в такие моменты выражением лица напоминал мальчика, читающего очень хорошую книгу. Однажды он нашел сбитую автомобилем кошку, которая умирала в ливневой канаве на Нижней Главной улице, и сидел, наблюдая за ней, пока какая-то старуха не увидела, как он пинает ногой мяукающее умирающее животное. Она шуганула его метлой, которой подметала дорожку от тротуара к крыльцу. «Иди домой! — кричала она ему. — Ты что, спятил?» Патрик пошел домой. На старуху он не рассердился. Его поймали, когда он нарушал правила, ничего больше.
Потом, в прошлом году (ни Майка Хэнлона, ни кого-то из остальных не удивило бы, узнай они, что случилось это в тот самый день, когда погиб Джордж Денбро), Патрик нашел ржавый холодильник «Амана» — один из самых больших мусороидов в поясе, окружавшем свалку.
Как и Бев, он слышал о предупреждениях, касающихся таких вот выброшенных бытовых приборов, о том, как миллионы детей задыхаются в них каждый год. Патрик долго стоял, глядя на холодильник, лениво играя в «карманный бильярд». Возбуждение вернулось, только более сильное, чем прежде, уступающее по интенсивности лишь тому случаю, когда он прикончил Эйвери. Возбуждение вернулось, потому что в ледяных сумеречных просторах, которые заменяли Патрику Хокстеттеру разум, появилась идея.
Неделей позже у Льюсов, которые жили в трех домах от Хокстеттеров, пропал кот, Бобби. Дети Льюсов, которые помнили Бобби с рождения, часами обшаривали округу в его поисках. Они даже скинулись на объявление в колонке «Пропали и разыскиваются» городской газеты. Ничего из этого не вышло. А если кто-то из них видел в тот день Патрика, одетого в толстую куртку-пуховик (наводнение 1957 года чуть ли не сразу сменилось сильными холодами), с картонной коробкой в руках, то ничего не заподозрил.
Энгстромы, которые жили на параллельной улице и их двор граничил со двором Хокстеттеров, лишились щенка кокер-спаниеля за десять дней до Дня благодарения. В следующие шесть или восемь месяцев в других домах регулярно пропадали собаки и кошки, и, конечно же, всех их крал Патрик, не говоря о дворовых котах и собаках с Адских пол-акра.
Всех их, одного за другим, он сажал в ржавый холодильник «Амана» около свалки. Всякий раз, когда приносил очередное животное, сердце его гулко билось, глаза горели и слезились от возбуждения, он ожидал обнаружить, что Мэнди Фацио сорвал запорный механизм, а то и просто кувалдой сшиб дверцу с петель. Но Мэнди почему-то не трогал этот холодильник. Возможно, не подозревал о его существовании, возможно, сила воли Патрика не подпускала его к холодильнику… а может, делала это другая сила.
Кокер Энгстромов протянул дольше всех. Несмотря на холода, он еще не сдох, когда Патрик вернулся в третий раз, чтобы взглянуть на него, хотя утратил исходную живость (он вилял хвостом и лизал Патрику руки, когда тот достал его из коробки и посадил в холодильник). Когда Патрик вернулся первый раз, на следующий день, щенок чуть не вырвался на свободу. Патрику пришлось бежать за ним через всю свалку, пока не удалось в прыжке схватить за заднюю лапу. Щенок кусал Патрика острыми маленькими зубами, но Патрик, не обращая на это внимания, отнес щенка к холодильнику и вновь посадил туда. При этом у него встал член. Такое случалось и раньше.
При втором визите щенок снова попытался вырваться, но двигался слишком уж медленно. Патрик вернул его в холодильник, с силой захлопнул ржавую дверцу и привалился к ней спиной. Он слышал, как щенок скребется внутри. Слышал его подвывания. «Хороший песик, — прошептал Патрик Хокстеттер. Он стоял с закрытыми глазами, учащенно дыша. — Очень хороший песик». На следующий день, когда открылась дверца, щенок смог только повернуть глаза в сторону Патрика. Днем позже Патрик нашел кокера мертвым. Вокруг пасти застыла пена. Морда кокера напомнила ему кокосовый леденец на палочке, и он хохотал, доставая окоченевшее тельце из камеры-морилки и выбрасывая в кусты."

Желаете переесечений? Читайте "Темную башню" - там пересечений и аллюзий более, чем достаточно.

[Gonzo1975]

Читаю "Безнадегу".

Да кстати интересный сюжет, странно что "Безнадёгу" эщё не экранизировали.

Давно уже экранизировали, на торрентах есть.

Сообщение отредактировал Gonzo1975: 16.05.2013, 12:28:17

[Gonzo1975]

После "Темной Башни" не стал читать ни одной его последующей книги - "Дьюма Ки", "Под куполом" и прочие. М.б., под "синькой" и под кайфом, в состоянии расширенного сознания, у него лучше получалось писать, но сейчас, когда он в "глухой завязке", вдохновение его покинуло, IMHO.

[Gonzo1975]

Он сам признавался, что в молодости писал исключительно в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Сравните уровень "Стрелка" - первой книги из серии ТБ, которую она написал молодым - чистая психоделика, классный сюжет, при этом - сочным, красивым языком(хотя, возможно -это, отчасти, заслуга переводчика). Да я и сам читал ее не вполне трезвым. Зато потом, после завязки - "Колдун и кристалл", "Волки Кальи", "Песнь Сюзанны" - каждая следующая книга скучнее и скучнее. Кажется, что он уже не знал, что еще накалякать, а контракт с издательством заключен, кабала давит, вот он из себя выдавил, по принципу - "чем удобряли, то и выросло". И только последняя книга - "Темная башня" - снова снесла башню, снова вернулся старый(или наоборот, молодой?) Кинг. Финал настолько хорош, какой только может быть, снова - бесконечное путешествие Роланда, новые встречи, новые приключения, о которых мы, увы, не узнаем. Когда я закрыл книгу, словно я закрыл часть своей жизни, я начинал ее читать еще учась в институте, позади остались годы учебы, смена мест работы, свадьба, смерть матери, рождение старшего сына. Было очень грустно.
Потом я скачал "Мобильник" - и расстроился. Вроде тот же Кинг, да что то не тот. Или я повзрослел, или он исписался. Перечитал "Оно", "Противостояние" - есть в этих книгах какая то магия, а в новых - нет.

[Скарамуш]

Он сам признавался, что в молодости писал исключительно в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Сравните уровень "Стрелка" - первой книги из серии ТБ, которую она написал молодым - чистая психоделика, классный сюжет, при этом - сочным, красивым языком(хотя, возможно -это, отчасти, заслуга переводчика). Да я и сам читал ее не вполне трезвым. Зато потом, после завязки - "Колдун и кристалл", "Волки Кальи", "Песнь Сюзанны" - каждая следующая книга скучнее и скучнее

Это точно. Самые классные из цикла - первые книги, особенно понравилась "Извлечение троих". А вот финал меня, наоборот, немного разочаровал. Ждал хэппи энда

[Gonzo1975]

Еще я просто тащусь от коротких рассказов: "Рожать придется дома", "Крауч Энд", "Люди десяти часов утра", "Давилка". Есть в них что - то такое притягательное, я не могу объяснить.

[Rio-Rita]

Ну, как впечатление? Мне эту книжку привезли в подарок и я со вчерашнего дня читаю запоем..замечательная и увлекательная книжка.

Прочитала всю книгу. Впечатления от нее очень хорошие: захватывает внимание, очень живое описание мест и людей, интересные детали вроде персонажа "Желтая Карточка".
После ее прочтения меня не было в интернете полмесяца.
Вывод: книга "11/22/63" искореняет интернет-зависимость. Рекомендую!

Сегодня дочитал до места пересечения с сюжетной линией из "Оно": ГГ приехал в Дерри

После этого упоминания я заинтересовалась картой городка Дерри. Уж больно много внимания уделил ему Стивен Кинг в своих книгах. Наверное, что-то было в настоящем Дерри этакое интересное для писателя. Несколько часов рассматривала снимки улиц и карту в интернете, но не нашла многих улиц и мистических мест, которые упомянуты в книгах Кинга. Наверное, мне не хватило терпения.