Очень интересная рецензия на роман Леона Костевича "Вылитые"
„Вылитые”, или Восстание масок
не путев/ые заметки о прочитанном романе
Вместо эпиграфа — саврасовский пейзаж. Будущее русского романа туманно… Угадываются впереди некие громоздкие, лишенные архитектуры постройки, разбитая проселочная дорога, кресты колоколен, тощий лесок и речка. Тупик. Путешествие затягивается. Путник засыпает, и сон его дольше смерти… А ведь нужно было только свернуть с грунтовки — шоссе совсем рядом.
***
Роман «Вылитые» моделирует ближайшее будущее — это сложнейшая разновидность литературного прогнозирования. Удавшиеся — в смысле не сбываемости, а органичности — попытки подобного прогнозирования можно перечесть по пальцам. «Вылитый» — так говорят о человеке, очень похожем на кого-либо. И еще так говорят, когда нужно показать чью-либо типичность: «Вылитый художник»… Взяв слово «Вылитые» в заглавие романа, Леон Костевич задает читателю непростую задачу: это название не так прозрачно, как кажется на первый взгляд.
***
Человек стыдится собственного лица. Двойник — вот кто исцелит страх человека перед жизнью. Найти двойника значит найти самого себя, затерянного в бесконечности обитаемого мира. В этом безукоризненность замысла автора — и главного героя романа Евгения Табашникова. Тема двойничества — одна из наиболее детально разработанных в европейской литературе — в «Вылитых» дана через сложную систему зеркал, где отраженный предмет ехидно кривляется, дразня собственное прямое отражение. Итак, ближний, которого следует полюбить, как самого себя, найден: это двойник — вылитый ты! — но лишенный всего того банального, что дарит обыденное неприкрытое родство.
Двойник — это изнанка. Двойник — человек, которому можно доверить постыдную тайну, не опасаясь огласки. Двойник — это тот, на можно свалить собственные грехи, и тот, кого можно казнить за эти грехи лютой казнью.
***
Перед нами гениальная афера, которой позавидовал бы герой О`Генри Энди Таккер, к месту процитированный другим замечательным жуликом — Остапом Бендером. Но, увлеченный интегральным счислением замысла, главный герой «Вылитых» забывает, что математика вечно проигрывает, сталкиваясь с живой, меняющейся материей жизни.
***
Шахматная партия «Евгений Табашников — остальной мир» закончилась победой черных. Искрометный гамбит в дебюте обернулся неясной позицией в середине игры и безнадежным легкофигурным эндшпилем с ослабленными центральными пешками. Филигранно разработанная безболезненная многоходовка — и вдруг заляпанный кровью микроавтобус, свежие трупы, от которых нужно поскорее избавиться; словом, весь тот антураж «низкого жанра», который так претил главному герою (ныне, к сожалению, покойному).
***
Евгений Табашников — «идейный преступник», и это роднит его с героями русской классики. Он восстанавливает справедливость в мире по собственному усмотрению, почти достигая успеха. Табашников — преступник-философ, отказавшийся быть «тварью дрожащей», но ставший самоубийцей из необходимости. Он оказался слепым, как всякий человек, пустивший в мир новую и свежую идею.
***
Ультрапрактичный тупица Мамкин. Загадочная немка Берта. Саудовец Абдураззак со всей его осторожной восточной закругленностью. Итальянский мачо Теналья, живущий по блатным понятиям каморры. Авантюрист-подводник Рэйнуотер. Китаец Ланьфан, вырвавшийся на российские просторы из своего густонаселенного ада… Это двойники наших людей, однако сходство внешнее не гарантирует одинаковой «внутренней архитектуры». Недаром главный герой посещает праздничную Венецию: сборище идентов, слетевшихся в Москву, как бабочки на огонь фонаря, напоминает то карнавал, то шествие марионеток. Но вот кукла обрывает нити — и сосредоточенно рассматривает свои пока еще слабые, неловкие деревянные руки, чтобы собраться с мыслями и сделать первый осмысленный — убийственный — жест. Когда маска восстает, актеру не остается ничего иного как трагически погибнуть.
***
Беда главного героя в том, что у него нет идента. А ведь Табашникову оставалось сделать еще один шаг — заменить двойником самого себя, доводя замысел до поистине абсурдных высот.