как это обычно и бывает, Хюррем, оглушив Сюмбюля голосовыми децибелами, пошла обшаривать все углы и закутки своего хозяйства лично.
Лес, военно-полевая кухня с солдатской кашей. Баязид в компании своего ровесника Хасана, умыкнув из янычарской каптерки янычарский прикид, привыкает к солдатской жизни, предварительно запретив сообщнику раскрывать свое высочество.
Афифе замечает, что у дверей сарайного хаммама очередь, как к душу в женском общежитии. Не успевшей удивиться Афифе, что за…, помешала выскочившая из сауны в полотенце царска дочь, призывающая службу спасения 112. Откликнувшись на призыв, Афифе обнаруживает на мраморном полу царску племянницу, неудачно выбравшую место для принятия то ли солнечных, то ли воздушных, то ли серо-ртутно-водородных ванн. Желая убедиться, все ли в порядке с головой у посетительницы бани, находящейся в парилке в повседневной одежде, Афифе пощупала головную часть молодой Династии и сделала вывод, что с данным органом точно не все в порядке, исходя из забрызганных голубой кровью своих пальцев.
Хюррем потребовала объяснений от учителя, как такое случилось, что его единственный (!) ученик исчез, а сам песталоцци ни в зуб ногой. (Хвала, хвала нашим педагогам, успевающим одновременно 30-40 ученикам и урок объяснить, и от кнопки на стуле увернуться, и нарушителей спокойствия рассадить по дальним углам). Тот вяло оправдывается, что, мол, воля принцевская была такова, чтобы педагог оставил его на пять сек, а как откажешь османскому мажору? Держите меня семеро, мысленно заорала Хюррем, щас на лоскутки ваши чалмы размотаю. Куда дели львенка, отвечать, сукины дети?!! Пребывающий в непонимании Мрачный пытается урезонить Хюррем, да кто ж посмеет, вроде приказа умыкнуть шехзаду извне не поступало, попутно переведя стрелки на Главного Обыскивателя карет и тайников. Тот отнекивается, что никого не видел, когда обыскивал выезжающий транспорт. Пообещав отрубить головешки всем присутствующим, коли не приведут ее сынку, Хюррем выставила всех вон, велев проследить за ними Сюмбюлю.
Лес. Янычарский привал. Получив свою порцию солдатской бурды вместо Шекеркиных деликатесов, Баязид погрустнел. Тоска какая, оказывается, эта солдатская жизнь. Хасан предлагает не кобениться и сожрать, чего дают, потому как ночного похода к холодильнику тут точно не предвидится.
Лазарет. Душа Эсмахан пока не спешит возвращаться в ее бесчувственное тело, несмотря на усилия медперсонала, обмахивающих ее вонючими зельями и сделавшими все возможное на тот период развития медицины. Михримах интересуется у Афифе, сообщила ль та родственникам потерпевшей, а як же, отвечает Афифе.
А в сарае родственников потерпевшей разбирают баулы со шмотьем, знакомая челночница из Бурсы да Италии привезла. Шах предлагает Хатидже присоединиться к текстильному разврату, хватит пялиться в окно на сад, в котором давно отцвели и хризантемы, и розы с мимозами, и статуи больше не радуют своими античными гениталиями, пора обновить вдовий гардеробчик и пуститься в новую разноцветную жизнь. Хатидже отмахивается от заманчивого предложения начать нормальную жизнь и интересуется, что же планируется сделать с Рыжей в этой серии. Шах не успела ответить, потому как пришло известие о дочери, находящейся в бессознательном состоянии в Топкапском травмпункте.
Обыскивая закутки, Хюррем заглянула в лазарет и увидела лежащее тело младшей Хацапетовки в окружении Афифе, Михримах и массовки. Только этого не хватало, нашла время плюхаться в хаммамах, когда наследники пропадают! Михримах предположила, что Баязид в обиде из-за того, что все пошли на войнушку, а его не взяли, спрятался где-то, так что все ОК, мама, не кипишуйте вы так.
Тем временем, псведоянычар Хусейн (бывший Баязид) стал объектом интереса со стороны одного из солдат, которому приглянулся хусейнов дорожный клатч. Ну раз приглянулся, надо брать, подумал солдат и потянул сидорок в свою сторону, отпихнув законного владельца в сторону. Дальнейшему развитию конфликта помешало построение по приказу командира по причине появления Главнокомандующего, Повелителя Трех Материков и Семи Морей, а также Луны, Воздуха, Солнца, Дождя, Грома, Ветра и прочая, прочая в сопровождении свиты и Селима, провожаемого ненавидящим взглядом экс-Баязида.
А тем временем, Папо со своим кардинальским персоналом объявляет всеобщий сбор. Императоры, короли, принцы и прочие величества-высочества, становись под ружье и готовсь дать крестовый отпор надвигающемуся Осману.
Главный штаб. Лютфи докладывает, что Папо занялся строительством крестовой флотилии и на море сейчас лучше иплом не щелкать. СС дает указание – не щелкать. На планерке отметились Лютфи и Хусрев, выразив и так понятное всем мнение. Главное – не тот, кто знает, а тот, кто первым об этом скажет, а кто не успел высказаться, так и будет числиться в лузерах. Да же, Аяз?
Маниса. Мустафа, получив сведения о Венеции, советуется с Ташлы, можно ли верить лысому? Ташлы предлагает свои услуги расследователя данного вопроса, но Львенок сам, все сам, потому как заняться-то более нечем в провинции, скукота.
А в манисском гареме Венеция тем временем пытается освободить Румейсу от ретроградной амнезии, рассказывая о причинах выпадения птенца Лукреции из их благородного венецианского гнезда и о ее многолетних поисках. Но найденный птенец не спешит кидаться на шею неожиданно возникшей богатой знатной родственницы, а наоборот, пытается отнекаться, «я-не я, и родинка не моя». Вызвать в утраченной сестрицей памяти отголоски воспоминаний раннего детства Венеции помешала Фидан, шныряющая по коридорам манисского сарая. Пообещав Румейсе вырвать ее из лап похотливого хозяина замка, Венеция удалилась.
Прибежав к лежащей на больничной койке Эсмахан, Династийные сестры интересуются, как все произошло. Михримах, объяснив, что пострадавшая внезапно упала в середине их разговора в хаммаме, натыкается на язвительный вопрос Психеи, что они теперь беседуют в бане? Конечно, в бане можно только мыться, набивать брюхо фруктами, чпокаться и резать вены, а беседовать в бане – ни-ни, дурной тон. Ответить толком помешала открывшая глаза потерпевшая, вернувшаяся-таки из сумрака.
Тем временем Сюмбюль приносит Хюррем сведения о том, что Баязида видели с неким Хасаном, который тоже исчез, видимо, слиняли вместе. Пришедший Мрачный принес одежду беглеца, спрятанную в учебной комнате. Глядя, как мать мечется из угла в угол, Джихангир признался, что знает, куда делся братец.
Пришедшая в себя Эсмахан на расспросы матери и тетки заявляет, что упала сама, внезапно, во время разговора, вестибулярный аппарат подкачал.
Джихангир, вырывая у маманьки обещание не злиться уж очень сильно, рассказывает, что братец слинял на войнушку. Маманька велит привести немедля беглеца, дабы надрать ему, наконец, мягкое место, самолично.
А на войнушке начавшийся конфликт между Баязидом и докопавшимся до него солдатом получает-таки свое логичное продолжение: находящийся под прикрытием наследник, не выдержав сравнений с маменькиным детенышем, применил физические способы аргументации. Проще говоря, засветил кулаком в морду. Ответная реакция не замедлила себя ждать. Проходящий мимо Селим заметил мордобой и пошел посмотреть, интересно же. Тут и начальник солдатский нарисовался и растащил дрАчунов по разные стороны. Услышав знакомый голос одного из участников мордобития, Селим, подойдя поближе, велит поднять тому голову, дабы убедиться, что он не ошибся и перед ним его любимый братишка. Так и есть.
Шах подозревает, что дело с падением Эсмахан в банном помещении нечисто, и явно что-то скрывается, так как Михримах странно стреляет глазками. Подошедший Мрачный получает выговор от хозяйки, что плохо смотрит за территорией, когда с ее деткой творится неладное. Мрачный сообщает, что был занят поисками сбежавшего Баязида, который слинял на войнушку. Шах довольна, намечается разборка.
Селим волочит Баязида на ковер к Главному. А у Главного – планерка, докладчики – Рустем, Усатый. Хюсрев, отрабатывая визирский халат, вставляет свои комплименты силы и мощи самого СС. В зарабатывании рейтинга подсуетился и Селим, приведя Баязида пред царские очи. Планерка замерла в ожидании львиного рыка.
Хюррем успокаивает Джихангира, расстроенного тем, что не сдержал данное брату слово помалкивать, говоря, что он правильно сделал и спас, возможно, брату жизнь, так как вокруг много зла. Появившаяся с династийными претензиями по поводу необеспечения безопасности одному из членов Династии Шах, обвинила мать того самого потерявшегося члена Династии в халатности, а также указала, что Главному это не понравится. Пффффф. Идите уже, Династия, стройте из себя ювенальную юстицию в другом месте.
Сулейман делает выволочку Баязиду за то, что тот не выполнил его приказ, а покуда тот не научится выполнять приказы командиров, ему в походах делать неча, несмотря на отличное лошадескакание, лукостреляние и кинжалометание. Приговор: Шехзаде – вернуть домой, всех помогавших ему – выявить и казнить. На аргумент Баязида, что виноват только он, СС отвечает, что за ошибки придется платить.
Мехмет упрекает Баязида за то, что тот не подумал о матери, сбежав из дома. Рустем просит Мехмета не упрекать брата, ведь ему и без того очень и очень невесело. Баязид, подойдя к Хасану, велит ему быстрее сваливать и не возвращаться в сарай, иначе казнят.
Топкапы. Беглец уж дома. Джихангир говорит ему, что мама обещала не наказывать его. Но Баязид злится не на Джихангира, а на Селима. Пришедшей Хюррем Баязид отвечает, что ни о чем не сожалеет, и в следующий раз опять сбежит, если его не возьмут. Хюррем указывает ему на то, что по его вине будут казнены учитель и глава стражи, и если он будет продолжать оставаться таким же упрямым и вспыльчивым, так и будет расплачиваться всю жизнь. Наказав беглеца отменой спортивных занятий, удалилась.
Шах допытывается у Эсмахан, что произошло на самом деле в бане, каким боком тут Михримах и не кроется ли причина неудачных танцев на мраморе в Усах. Эсмахан уверяет, что это был несчастный случай, а их дружбе с Михримах никакие Усы не помеха.
Хюррем навещает Михримах в ее комнате и говорит, что они ее позорят перед СС, что Баязид, что Михримах, которая явно замешана в банном инциденте с младшей Хацапетовкой. Михримах стоит на своем, просто разговаривали, потом – бах – и сестрица в обмороке с разбитой головой на полу. Может, диета, может, дни критические, кто ж знает? Хюррем предлагает навестить больную.
Шах, вернувшись домой, уверена, что Михримах запугала ее безобидную дочу, а виновата в этом, конечно же, Хюррем. Хатидже подкидывает дровишек в костер, заявляя, что это Рыжая помешала Шах стать тещей Усатого, чтобы после окончания военных действий самой занять это место. Шах уверяет, что Рыжей будет не до того, так как у нее начнутся проблемы в скором времени, да такие проблемы, что покинет она гарем или в полный рост, или вперед ногами – неважно.
Мустафа навещает Венецию в ее вампирском логове, в котором, несмотря на обилие свечей, всегда темно и непонятно, то ли день на улице, то ли ночь. Не теряя времени на этикетные реверансы и прижав Венецию за горло к стене, Львенок, вместо давно ожидаемого ею поцелуя прямо в носоглотку и последующих физических действий сексуального характера, сообщает, что лысик Бенито ему кой-чего сообщил о ней, о Венеции.
А бдительная Мамо, подозревая, что сынку вновь намылил лыжи в сторону венецианского особнячка, говорит Фидан, что бабенка эта очень непростая, и не зря тут ошивается вокруг ее Мустафы. Фидан стучит, что Венеция была в комнате ее внучки и шушукалась с Румейсой. Та ответила, что Венеция просто мимо проходила и зашла поздоровкаться.
Венеция отрицает обвинения Львеночка в шпионаже и признается, что лысик ее шантажировал информацией о потерянной сестре, но она заставила-таки его сказать, что сестрица находится в Львеночкином гареме, и отдааааааайте мне ее. Львеночек отвечает, а с какого, собственно, перепуга, я должен разбрасываться своим курятником, я еще не всех перечпокал. Так что, собирай манатки, милая, и радуйся, что я тебя не казнил, попутного итальянского ветра тебе!
Вернувшись к Мамо и застав Румейсу, Львенок спрашивает о той, кто она и откуда, попутно демонстрируя, что не забыл уроки итальянского от Великага Ибрахима и некой Изабеллы, томящейся в заточении где-то в Босфорском монастыре. Услышав, что дЕвица красная о семье не помнит ничего, велит Мамо не пускать более на порог Венецианскую купчиху. Понавещала, и будя. Мамо радо, хотя и не поняло.