Вручив Сулейману компрометирующий финансовый документ, указывающий, что падишахская жинка одалживалась у врагов Отечества, Шах, кипя возмущением, выставила себя благородной спасительницей чести Царственного Дома Османов, подорванной Рыжей захватчицей в глазах мировой общественности. По словам переживающей свой звездный час Шах, подлая Хюррем вместо того, чтобы принять помощь открывшей в трудную материальную минуту свой кошелек Династийной меценатки, залезла в венецианскую долговую яму, а затем устроила нападение на несчастную Шах, погасившую кредит, с целью уничтожить улику своего преступного поведения. Вот и чихуахуа пригодилась, протявкала, что воистину так, как говорит хозяйка.
А тем временем в Топкапах взбешенная Хюррем начала допрос с пристрастием срочно доставленной за шкирку Ракель. Поскольку Ракель ушла в полную несознанку, Хюррем в лучших традициях НКВДшных дознавателей для начала засветила по наглой морде процентщицы, утверждающей, что она знать ничего не знала, ведать ничего не ведала. Простимулированная физически Ракель «призналась», что она-то ни в какие сговоры не вступала, а вот венецианская коллега попала под пресс Шах, но не воспользовалась мудрым советом Ракель идти с чистосердечным к самой Хюррем. Хюррем велит Сюмбюлю доставить хоть из-под земли венецианскую барыгу, дабы обе клуши могли свидетельствовать против Шах.
Сулейман велит Усатику доставить Хюррем в Эдирне. Шах счастлива, экстремальная прогулка удалась.
Сюмбюль докладывает Хюррем, что венецианка исчезла, но ищейки, посланные по ее следу, обязательно найдут и приволокут ее за шкирку, а пока за Хюррем прибыл Усатик. Встретившись с посланцем, Хюррем получает приглашение от супруга пожаловать к нему в Эдирне.
Эдирне. Семейка Адамс. Лютфи делает комплименты своей супруге за ее удавшийся план, но предупреждает, чтобы та не открывала шампусик раньше времени, потому как Хюррем для Сулеймана не очередная дала-ушла, а его любофф с многолетним стажем, а посему ничего ей не будет, в отличие от Династий, которые окончательно потеряют доверие Светлейшего. Шах призадумалась, а ведь есть вероятность, что этот презренный раб, считающий себя ее мужем, окажется прав.
Ожидающий приезда супруги Сулейман топчет эдирнские газоны, ходя туда-сюда, туда-сюда.
Вызвав свою Душенаставительницу, Психея рассказывает, что видела чудный сон с деревьями и могилками, а у могилки ошивалась одна особа, которая и наяву ей доставила немало поводов опустошить запасы успокоительного во всех ближайших аптеках. Но вызванная пред царские очи холопка не пожелала признать факт близкого знакомства с искомой могилой, а наоборот отрицала все предъявленные ей факты, полученные из сновидений. Душенаставительница указывает, что надо бы последить за сей дамочкой, вдруг она каждую свободную минутку шастает на могилку, вот и приведет сама.
К ожидающему у султанской кареты Усатику подплыла Михримах и вывалила на того кучу претензий, что его, паразита усатого, не волнуют переживания царской дочи, потерявшей покой и сон из-за этого добра молодца. Усатико не впервой отмахиваться от озабоченных дамочек из высшего общества, у него всегда наготове шаблон, а посему, это не Вы виноваты, что озабочены, а исключительно моя вина, что я такой красивый.
Подошедшая с детьми Хюррем дает распоряжения, кому в какой карете ехать, но Усатико говорит, что приглашение на поездку получила только Хюррем, остальным визу не оформляли. Хюррем дает указание Афифе следить за гаремным хозяйством, а Сюмбюль получает приказ оставаться и быть в курсе всех событий. Хюррем прощается с детьми и поручает Михримах не спускать глаз с братьев, пока она не вернется вместе с отцом семейства.
Почтовая голубка Нигяр приносит весточку Психее, что Хюррем была срочно вызвана в эдирнский филиал, и очевидно, что план Шах сработал, поскольку детей с собой Рыжая не взяла. Психее уже все равно, удалось-не удалось, у нее на первом плане сейчас мертвый Ибрахим, нежели живая пока еще Хюррем, а посему, колись, презренная, куда могилу нашего общего мужика заныкала? Презренной врать-то не впервой с жалобным выражением морды лица, она уж по-другому и не может, поэтому знать не знаю, ведать не ведаю, почудилось Вам, Султаным, вы бы поменьше травки курительные перед сном нюхали. А пес с тобой, пошла вон, велела Психея и распорядилась приставить наружку к подозреваемой в укрывательстве могилы.
Маниса. Ташлы сообщает Мустафе, что в заливе неким Педро угнан очередной османский кораблик. «Да мало ли в Бразилии Педров» хотел ответить Львеночек, но, вспомнив, что он – единственная надежда Династии, подумал, что ай-яй-яй, так жить нельзя, надо что-то делать.
Перебирая султанское шмотье, Румейса не замедлила прикинуть одно из платьиц на себя, заметив, что размерчик ей подходит, вспомнила, как накануне знатно зажигала на шехзадинской вечеринке. Прикидывая второе платьице на себя, Румейса видит, что в зеркале, помимо ее персоны отражается подкравшаяся Айше, которой не по нраву жаждущая залезть под шехзадинское одеяло венецианская Аленушка. Айше решила поставить на место размечтавшуюся тихоню и указала, где ее место, но тихоня с детской непосредственностью ответила, что все путем, и свое место она сама найдет, равно как и пути его достижения.
Мустафа велит тему угона судоходного транспорта вынести на диванские слушания. Пришедшая Махидевран интересуется, что за озабоченность на бородатых лицах, Львенок отвечает, что пираты воруют в море все, что быстро-быстро не уплыло, а посему надо бы разобраться с ними, причем немедленно. Мамо указывает, что для таких разборок в Отечестве есть Барбаросса, он и займется. Ну как вы, Мамо, не понимаете, закатывая глаза к небу, топает ногами сынку, у меня же руки чешутся порулить, а посему брысь в свой гарем, там и рули, а в мои государственные дела ни ногой. Мамо вся на нервах, ну низзя тебе, дитятко, даже в яхте прокатиться с ветерком без резолюции сверху, а ты, вояка грозный, решил в морской бой на воде сразиться. И это в то время, когда некоторые змеи так и шипят, так и шипят, ожидая твоих косяков. А посему, из песочницы ни ногой, я сказала!
Хюррем добралась до Эдирне. Оставив Диану с подошедшим Рустемом, Хюррем направилась к дирехтуру школы на ковер. Рустем интересуется у Дианы, чего и где горит?
Шах видит в оконце приближающуюся Хюррем и в нетерпении потирает аристократические ручки, счас прольется чья-то кровь. Гюльфем уверяет, что зря они запаслись попкорном, ожидая экшна в первом зрительском ряду, и ожидаемый триллер обернется мелодрамой с хэппи-эндом для главной героини. Но Шах уверяет, «спокойно, Маша, я Дубровский», все просчитано до муллиметра, расслабься и наслаждайся зрелищем.
Зайдя в царское помещение, Хюррем спешит кинуться на шею ожидающему ее козлобородому товарищу в расшитом балахоне, но товарищ ручонкой останавливает зависшую в беге супругу, как бы показывая, что соблюдать дистанцию надо не только в процессе вождения автомобильного и прочего транспорта, но и с входящими в помещение без бахил и марлевой повязки людьми.
Вывалив на любимую кучу информации, полученной от династийной родственницы, и тряся бумажкой с печатью ответчицы, Сулейман спросил, а верно ли, что Хюррем организовала экстрим для путешественниц, везущих сию документацию, дабы дальняя дорога не показалась им очень уж скучной.
Тем временем, узнав от Дианы подробности дела, Рустем жалеет, что узнает обо всем так поздно, уж он бы решил проблему, а пока придется как-то изворачиваться.
Обвинив жену в том, что для содержания его многочисленных иждивенок Хюррем оттолкнула дважды заботливо протянутую руку помощи его дражайшей сестрицы, а сама залезла в долги к вражине, затем продала переданное им в ее собственность имущество (так-то, на то она и собственность, чтобы ей распоряжаться по своему усмотрению), а потом решив, что гулять, так гулять, велела устроить аттракцион с вооруженным ограблением на большой дороге, Сулейман отмел все доводы Хюррем, то бишь не менее вооруженное ограбление Сюмбюля с занятыми деньжишками для затыкания голодных гаремских пастей, подсунутую венецианскую вражину, тут же унесшую кредитный договор к Шах, и нежелание беспокоить драгоценного султанишку во время похода житейской бытовухой.
Велев страже собирать вещички для отъезда в столицу, Сулейман сообщает Хюррем, что она остается тут, напоследок выразив сожаление в том, что не поверил в свое время покоцанной в топкапских коридорах Психее. Хюррем в шоковом, близко к обморочному, состоянии. Династийное садо-мазо – вещь заразная.
Упасть в обморок Хюррем помешали пришедшие Мехмет с Селимом. Сохраняя лицо перед детьми, в отличие от некоторых предыдущих мужниных пассий, Хюррем радуется, видя сыновей живыми и здоровыми.
Сулейман приказывает Шах и Гюльфем собираться в путь, они возвращаются. Шах интересуется в спину уходящего Льва, вроде как Хюррем приехала, правда же? Сулейман царственной задницей отвечает, что Хюррем остается здесь. Гюльфем, падая в обморок от счастья, как будто, наконец, к завтраку получила целую морковку, а не протертую, интересуется у Шах, а не почудилось ли ей. Шах счастлива, наконец-то в их царственной семье все несчастнее ее самой. Всем шампанского, а Гюльфем – мешок фаллоподобных овощей, Династия угощает!
Старшие сыновья интересуется, в чем дело, почему мама не едет с ними. Хюррем сообщает, что приболела, и ей надо подышать свежим воздухом. Дети хотят остаться с ней, но Хюррем велит ехать вместе с отцом и велит Мехмету защищать братьев и сестру.
Рустем интересуется у Усатико, почему тот не сказал ему про разбойников, уж он бы нашел их и узнал, кто кому служит, но Усатый отвечает, что не обязан отчитываться перед всякими. Подошедший Сулейман дает указания, кому какую карету сопровождать. Рустем докладывает, что подготовил ему место рядом с Хюррем, но удостаивается царственного недовольства. Лютфи требует сочувствия у Рустема по поводу покушения на Шах и пафосно предрекает смерть путем божественного сожжения тем, кто осмелится покуситься на его Династию. Ждем-с, когда слова Лютфи обернутся против него самого.
Хюррем велит Диане, чтобы Рустем нашел венецианку, так вовремя сделавшую ноги. Пришедшей перед отъездом позлорадствовать на дорожку Шах Хюррем советует не обольщаться на ее счет, их расставание не продлится долго, но Шах не зря же готовила спич, пока Лютфи замерзал в холодной холостяцкой постели в соседней с женой спальне. Высказав, что наконец-то русская рабыня начала расплачиваться за многосерийное счастье жизни в османском раю, Шах отмела доводы оппонентки, что вряд ли легко получится выгнать законную жену султана и мать его пятерых детей из души монарха. Посоветовав проснуться, Шах с чувством выполненного долга удалилась.
Сулейман с детьми и всей сворой возвращается в Стамбул.
Кружок «Анти-Хю» торжествует, Шах становится героиней дня, как же, завалила такую дичь, это тебе не морду подставлять, да сводничеством заниматься. Чихуахуа, подзабыв одеть маску святой доброты, надеется, что Хюррем будет еще хуже. Нигяр злорадствует, что ее собственный муж тоже находится в прострации и надо бы и с ним решить. (Я прошу прощения, но какая ж ты все-таки сука, Нигяр). Шах уверяет, что это все только начало и Хюррем надо добивать до конца.
Сулейман приглашает Михримах пойти поглядеть на городские увеселения по поводу победы в походе, как папашка, отобравший детей у матери, умасливает их всякими развлечениями и подарками. Но Михримах, как и любой нормальный ребенок, не хочет пирожных, а хочет к маме, чем вызывает раздражение у заботливого папаши и приказ вернуться в свою комнату.
Выйдя от СС, Михримах сталкивается с Усатым и старается узнать, что там случилось в Эдирне. Усатый говорит, что не в курсе, но то, что Хюррем здорова – это наверняка. Вырвав с него обещание сообщить ей, что станет известно, Михримах удалилась. Не у того просишь, дева.
Нигяр сообщает Шах, что Рустем ищет венецианку, но найти ее не смогут все равно. О_о. Шах уверяет, что Мрачный начеку, и даже мышь не проскочит в Главнейшие покои без его ведома, не то что какая-то законная жена. Обложили Светлейшего со всех сторон, демоны. Нигяр рассказывает, что Психея добыла из своих адских сновидений не подлежащую огласке информацию о последнем земном пристанище Великага и пытала бедную Нигяр раскаленным утюгом, чтобы та показала ей это место, а не получив признание, приставила наружку, причем неквалифицированную, раз каждая дешевка может ее засечь. Поплакавшейся на муки совести, не позволяющей врать страдающей Психее Нигяр Шах указала на избирательность ее совести, позволившей в свое время влезть в супружескую постель с Династийными вензелями, чего уж говорить о вранье, и запретила Нигяр шастать на могилу упокоенного.
Рустем удивляется жопорукости Сюмбюля, упустившего не только венецианку, но и Ракель, исчезнувшую вместе с приставленной к ней стражей и собирается найти другой выход, чтобы прижучить Шах. Подошедший Мрачный передает Рустему вызов на аудиенцию к Шах