Старый кукольник лежал в кровати, накрытый до подбородка тонким прохудившимся одеялом, которое было едва ли не старше него самого. Хриплое дыхание лишь изредка прерывалось слабым кашлем. Кукольник был плох. Он не поднимался с кровати уже неделю и куклы просто гладили иногда худую руку, свесившуюся с кровати – больше они ничего не могли сделать.
В домике было холодно, и морозные узоры начали уже покрывать изнутри единственное оконце. Дрова кончились два дня назад и куклы, немного поколебавшись, начали топить камин мебелью. Вымели даже стружки из-за старого верстака. Но теперь догорали и последние угольки.
Куклы сидели на полу вокруг чадящей жировой свечи и отбрасывали по стенам причудливые дрожащие тени. Куклы держали совет.
- Что делать-то будем? – мрачно спросил кто-то. В воздухе повисло тягостное молчание.
Наконец Лука сказал то, о чем думали все, но боялись произнести вслух.
- Братья и сестры!!! Хозяин не должен умереть! Мы не должны допустить этого. Мы деревянные, поэтому… Авось согреется хозяин, на поправку пойдет. А потом и нам наделает новых рук и ног, еще лучше прежних!
- Нет. Он не дотянет до утра. А мы только зря инвалидами останемся. Предлагаю бросить его здесь и пробираться к людям, – сказал Пульчинелло. На него зашикали, но не слишком решительно.
Вместо ответа Лука встал, подошел к камину, отвинтил ногу и положил на угли. Нога задымилась, но скоро подхватила огонек и, уютно потрескивая, начала разгораться. Куклы начали вставать, отделять руки, ноги, некоторые – головы, и кидать в камин. Большая детская голова на паучьих ножках залезла в огонь целиком и треснула, облезая чернеющим лаком. Пробковый человечек, с которым никто не общался, помахал куклам рукой и грустно залез в костер.
Скоро в домике стало заметно теплее. Кукольник вздыхал, шевелился, жевал морщинистыми губами, силясь сказать что-то. Бредил. Уставшие куклы помогли друг другу залезть на кровать и вповалку уснули у него в ногах.
Среди ночи Пульчинелло проснулся от холода. Дрова давно прогорели и угли успели подернуться серым пеплом. Пульчинелло разгреб угли и заметил уцелевший малиновый уголек.
Вздохнув, он принялся стягивать бумажные штаны уцелевшей рукой.
- У тебя слишком маленький хуй. Сгорит за две секунды, – произнесла Коломбина. Она стояла у окна и дышала на стекло, пытаясь растопить во льду отверстие.
- Странно. Раньше тебя все устраивало, – уязвленно заметил Пульчинелло.
- Это было раньше.
- А раньше ее все устраивали. Даже пудель Артемон пару раз устроил, да Коломбина? – вступился за друга Пиноккио. Он пытался тереть сонные глаза отсутствующими руками.
- С тех пор как она упала в воду, рассохлась и треснула до шеи, ее даже ножка от стула не устроит, – выдала секрет подруги Франческа. - А у Пульчинелло вполне нормальный хуй.
- А ты эксперт по хуям, как я погляжу?! – повернулась от окна Коломбина.
От криков проснулись остальные куклы, сгрудились вокруг Пульчинелло и принялись разглядывать его хуй.
- Да нормальный хуй! – выразил общее мнение Пиноккио. Его нос вдруг удлинился. Он замер.
- Замечательный хуй! Всем хуям хуй! Мне бы такой хуй! Не хуй, а мечта! А, КУКЛЫ?! А?!!!!!!!!!!!! – срывающимся голосом вдруг закричал Пиноккио.
- Да, да! – подхватили куклы. Они загомонили, зашевелились, запрыгали по полу на уцелевших конечностях.
Пиноккио начал врать. Скоро его нос уперся в стенку и обломился, но Пиноккио не умолкал. Он врал увлеченно, бессовестно и самозабвенно. Он говорил, как хорошо быть куклой и как плохо быть человеком, как никогда он не мечтал любить и ошибаться, хотеть и стремиться, радоваться каждому мгновению, страдать – и находить в себе силы надеяться и верить, верить даже тогда, когда кажется, что верить уже не во что! Он говорил, что, не желал для себя иной судьбы и не раздумывая, повторил бы все сначала, будь у него такая возможность.
Время шло, а он все врал. Куклы обламывали его нос и складывали тонкие жердочки в поленницу. Пиноккио врал два часа подряд, пока в домике не стало тесно от дров. Дрова были везде – у стен, на полу, под кроватью и за верстаком. Куклы бросались друг в друга дровами, выкладывали из них узоры, строили замки и давали им названия.
Забрезжил рассвет и обессиленные куклы снова забылись зыбким сном. И никто не заметил, что у Коломбины на месте все руки и ноги.
А в полдень их бережно поднял кукольник. Он целовал каждую и бережно укладывал в свою постель. Весь следующий день и ночь он тесал и строгал, пилил и красил – пока не смастерил для каждой куклы ручки и ножки. Для каждой, кроме Коломбины. В ней он насверлил кучу дырок всех размеров и приколотил к стене чуть выше плинтуса.
А для Пульчинелло кукольник выстрогал огромный, в собственный рост позолоченный хуй и элегантную тележку для его перевозки.
- Будь счастлив, сынок. У тебя начинается новая жизнь
© Алишер Жуманов
Войти
Регистрация
Тема закрыта
Наверх
Отправлено 26.10.2015, 16:46:10
