В ЭПИЦЕНТРЕ БОЛЬШОЙ ПОЛИТИКИ
К годовщине кровавых событий в Новороссии киевские власти оказались в патовой ситуации: войну останавливать нельзя, потому что невозможно ответить внятно на вопрос - за что погибали на Майдане? И продолжать войну тоже невозможно — мировое сообщество уже как-то нехорошо поглядывает на государство, устроившее кровавый карнавал вместо торжества демократии. И требует хотя бы формального выполнения Минских соглашений. Выход был найден в традициях постмодерна, где сказанное много раз слово становится реальностью. Донецкий аэропорт идеальный пример — адская мясорубка переработала в трупы не меньше тысячи героев Майдана, пока не была отбита ополчением. Аэропорт был объявлен украинской пропагандой «Вторым Сталинградом», а погибшие необстрелянные юнцы и пожилые селяне - «киборгами». Перемога состоялась, вопросы к власти слетели с повестки дня. Нечто подобное сейчас пытаются провернуть в Приазовье, заодно сократив численность добровольческих батальонов. Они хоть и влились в ряды ВСУ, но систематически проявляют свой махновский норов. Поэтому их личный состав постепенно переводят в героев-киборгов. Посмертно.
«ОТКРОЙТЕ РТЫ, ЧТОБ НЕ ГЛУШАНУЛО»
Пожилой ополченец с позывным «Адмирал» работает в Широкино Хароном - перевозит на своем стареньком «Москвиче» людей из мира живых в мир мертвых. Стикс — это километровый отрезок шоссе между Саханкой и Мариуполем. Солнце уже зашло — в Широкино заезжать лучше «по темной». На последнем блоке «Адмирал» гасит фары, снимает шапочку-подшлемник и трижды истово крестится. В этой раздолбанной, изукрашенной в камуфляж железной лодке, крестятся даже воинствующие атеисты. Мы мчимся в полной темноте, лишь впереди мерцает далеким заревом Мариуполь. Слева и справа взлетают трассеры, а потом стартует невиданная никогда ракета с толстым хвостом из белых искр. Выяснять, не пресловутый ли это ПТУР, никому не хочется. Молчим, только ревет двигатель. Ориентируясь на ощупь, при этом очень быстро, мы проскакиваем пару улиц и встаем у неприметного дома. Вместо: «Здравствуйте! Как доехали?», коренастый парень тихо, но очень настойчиво говорит:
- Быстро, за секунду разгружаемся и в подвал.
В подвал действительно пора - осколки и пули цокают по крышам окружающих домов. Иногда, то близко, то далеко, как говорят в Новороссии - «гупает» так, что качает землю.
Подвал отличный — мы в этом разбираемся еще со времен боев в Семеновке. Он - буквой «Г», и не надо прижиматься к стенам, чтобы не достала «вторичная» осколочная осыпь. И вот, как опять оказались в прошлом году...
Командир подразделения «Тень» рекомендует:
- Откройте рты, чтобы не глушануло!
Один из корреспондентов «КП» сразу же говорит сочувственно:
- Что, навязались на вашу голову?
«Тень» вздыхает, мол, сами видите, что у нас тут творится... Мы и слышим и видим через трубу входа в подвал:
- Трассер пошел. Сейчас сюда прилетит что-нибудь. Они трассерами подсвечивают цель, по которой потом бьет артиллерия.
По словам командира, противник активный. От подвала до дома-штаба всего пять метров, прикрытых «противоснайперскими» занавесями из каких-то ковров и покрывал. Но плотность огня такая, что «Тень», человек с годом боевого опыта, решает не рисковать и остаться с нами. Он долго примеряет маску перед видеоинтервью, проверяет — не читаются ли черты лица?
- Я, парни, с Херсонщины. Там осталась родня. Мать «заукраинка» - телевизора насмотрелась, четыре месяца с ней не разговариваю по телефону. Там же год назад оставил дома «паспорт моряка» с открытой визой, зарплату в пять тысяч баксов... и приехал в Славянск. Воюю с тех пор.
«Тень» очень толково объясняет нам структуру «адского концерта», от которого дрожат даже бетонные перекрытия:
- Бои идут уже который день. Есть Минские соглашения, которые никто не отменял, но отряды «Азова», Правого сектора (запрещенная в россии организация — Авт.) постоянно атакуют наши позиции. Работают стрелковым, танками, АГСы, минометы 82 мм и 120 мм, гаубичная артиллерия. У них свой график. Во второй половине дня, когда солнышко переходит на ту сторону, к Мариуполю, и светит нам в глазки, они начинают обстреливать наши позиции. Сначала снайпера, потом тяжелое вооружение.
- Насколько изменяется ситуация после приезда миссии ОБСЕ?
- В худшую сторону. Появились их джипики, покрутились-повертелись, уехали, максимум — 3 часа, и начинается обстрел наших позиций. Чем чаще появляется ОБСЕ, тем точнее обстрел войсками ВСУ, добровольческими батальонами, грузинами... У них над блиндажами виден грузинский флаг.
- А сколько от нашего подземелья до передовой?
- Да можно сказать — ни сколько, мы на передке, - смеется «Тень»
В 300 МЕТРАХ ОТ «ОБРЫВА»
Как-то быстро лопается тонкий лед недоверия, начинаем вспоминать и припоминать места, где пересекались, общих знакомых. И «обнюхав» друг друга, говорим уже откровенно. Пытаемся понять, как так получилось, что мы сидим в курортном поселке - жемчужине побережья - в глубоком подвале, а по нам бьют из всего что есть, наплевав на дипломатию. «Тень» жадно расспрашивает нас про Майдан, а потом выдает свою историю:
- Я много лет занимался профессионально туризмом. Лет десять назад на каком-то слете в Карпатах соревновались со скаутским отрядом. Они все были в форме и любили раздавать книжечки, дорогая печать, яркие иллюстрации. Там было все, что мы сейчас кушаем полной ложкой - особый путь сверхчеловека-украинца, гнет москалей, освободительная борьба. Я решил с их командиром побеседовать на тему нашего тогда единого государства, о русских, о России, о Бандере... Он, такой интеллигентный дядя, убежал от меня с криком: «Мы не коричневые!» Может быть они, учителя, и не были «коричневыми», но ученики-то у них выросли именно такие!
В стрельбе появляется «окно». Командир решает лично проверить самое проблемное место обороны — позицию «Обрыв». Как оказалось чуть позже — не зря.
Бойцы крадутся в кромешной тьме, как кошки, по петляющим тропинкам. Мы включили «ночной» режим камеры, залепив огонек-индикатор жвачкой. Слева ласково рокочет море, от него тянет теплом — не успело остыть. Идем там, где почти пол-века было принято ходить в плавках, с полотенцем на загорелом плече. А теперь здесь крадутся пригнувшись, залегая под забором через каждые сто метров при тонком, режущим свисте приземляющейся минометной мины. На «Обрыве» тени людей и ритмичное металлическое щелканье — бойцы набивают магазины. Старший, позывной «Урал», объясняет:
- Держим оборону, вперед не идем, как и договаривались политики. А они постоянно лезут сюда. Сколько отсюда до позиций ВСУ? Метров 300. Вот видишь берег, они оттуда поднимаются. Видели бы вы, как они хоронят своих. На лодке выходят, и в море, в мешке. Там сейчас лежит такой, выкинуло на берег. Скорее всего — наемники. Сейчас атака почему была? Пытаются забрать, чтобы уничтожить следы. Поляки, чеченцы-дудаевцы, их по переговорам слышно. Кого там только нет.
Нам рассказывают про новое оружие противника. Кроме единственного ползающего по передовой танка «Леопард», видели уже и пуски «Джевелинов», которые якобы не стали поставлять американцы:
- Ракета сначала медленно вверх идет, потом включается маршевый двигатель — исчезла из виду. Еще непонятные ракеты по нам били, говорят они установлены на «Хаммерах», только стреляет одиночным реактивным снарядом, а не пакетом. Точно бьют.
- А вы?
- А мы отвечаем из того что есть, согласно Минским договоренностям. Как в Семеновке, в прошлом году. Только вместо древних карабинов СКС у всех автоматы, да боеприпасов хватает.
«У НАС 300-й»
Спать ложимся около двух ночи в хате на полу, прямо в бронежилетах, положив каски под голову. Еще долго не умолкает рация: «Движение техники, три единицы, скорость 10- 15 километров в час. Направление — восток, северо-восток».
- На Саханку идут, - в полной темноте звучит предположение одного из бойцов.
- Да, там балка прямо на нее выходит.
Рация снова хрипит что-то не шибко убаюкивающее. Радиоэфир затейливо вплетается в хрупкий сон, назойливо проигрывая в полудреме свистопляску военных картинок. Когда уже не понимаешь, это взрыв за домом или храп лежащего рядом товарища.
«У нас 300-й (раненый — Авт.), Док, готовься», - врывается в сознание чей-то голос из радиостанции. За ним — топот ботинок по деревянному полу, пулеметные «трели» и близкие разрывы. Это уже не сон. На часах — 4 утра. Есть такая традиция начинать штурмы и наступления в этот предрассветный час. Считается, что именно в это время противник наиболее уязвим. Но только не тот, что сидит здесь уже больше месяца без ротации, перерывов и выходных.
Абсолютно невозмутимый медик под тыловой стеной бинтует шею ополченца «Зигуна».
- Вышла на нас группа, человек 12, - отрывисто рассказывает раненый. - Меня ВОГом (заряд от подствольного гранатомета — Авт.) зацепило. Попало в шею и в ногу. Единственное, что хорошее этим утром случилось - попало не в голову, а в шею.
Перебинтованного «Зигуна» спускают в подвал. И очень вовремя. Что-то оглушительно бахает метрах в двухстах от полевого медпункта. Деревья рассекают тяжелые осколки, близлежащие кусты словно срезает невидимым секатором. Над домом на соседней улице поднимается густой черный дым. Спустя 10 минут над ним уже полыхает пламя. В общем грохоте артиллерийских разрывов автоматных и пулеметных очередей уже не слышно. Правее встает еще один столб дыма — горит очередной жилой дом...
«Сова, дуй на корректировку», - рычит рация. Совсем молодой ополченец хватает автомат и уходит в клубы черного «тумана». Туда, откуда на Широкино сыпятся снаряды — в сторону позиций ВСУ. В его глазах — какой-то невероятный азарт. И смертельная усталость. Ополченцы готовы открыть ответный огонь на подавление, но им нужны глаза на ТОЙ стороне.
Снова, как и ночью, перебегаем на «Обрыв». Сквозь проем в бетонной стене оглушительно грохочет крупнокалиберный «Утес». Через узкие бойницы ополченцы строчат в сторону украинцев из автоматов и РПК.
- У вас так каждый день? - спрашиваем у набивающего патронами магазин ополченца.
- Ага, с небольшими перерывами на визиты ОБСЕ.
Мониторинговая миссия в Широкино наведывается почти каждый день, фиксирует обстрелы с обеих сторон и благочинно откланивается. Смертельная карусель начинается снова, превращая небольшой курортный поселок в маленькую модель большой паритетной войны. В которой пока нет победителей или проигравших. Зато есть новая украинская информационная легенда: несгибаемые защитники Неньки ежедневно отражают орды «российских террористических войск», рвущихся на Мариуполь. От Донецкого аэропорта осталась груда металлолома. И агитационный документальный фильм, про который военком из старой комедии «ДМБ» сказал бы: «Мы твой недуг в подвиг определим». Фильм об удачной «Дебальцевской операции по выравниванию линии фронта» на Украине наверняка еще снимут. Но пока для поддержания уровня ненависти и милитаризма в обществе нужна новая история про новых героев.
ПЕРЕРЫВ НА МОНИТОРИНГ
В 8 утра войну словно выключают. Солнце сейчас светит прямо в глаза бойцов батальона «Азов». Они жмурятся и прячутся от ультрафиолета в блиндажи. В тишине сразу же начинают не петь, а орать птицы. Впрочем, у нынешнего затишья есть еще одна причина. Временного перемирия запросила украинская сторона. В Широкино прибыл киевский представитель совместного центра по контролю и координации прекращения огня генерал Таран. Оценить обстановку он должен в спокойной атмосфере, чтобы шум не отвлекал.
Наконец удается просто пройтись по селу. Точнее, по одной из его улиц. Ополченцы советуют не слишком уповать на присутствие в Широкино киевского генерала. Многие украинские формирования хоть формально и перешли под юрисдикцию силовых ведомств Незалежной, но на деле остаются неконтролируемыми.
Эта улица наверняка мало чем отличается от других. Разрушенные дома, огромные воронки в огородах, стаи собачонок... В одном из дворов вдруг встречаем пожилую женщину.
- Как вы? - задаем дурацкий вопрос.
- Вы же здесь ночевали, сами все видели, - вздыхает Лилия Николаевна. - Вот так мы проводим тут все время, в подвале, уже четвертый месяц.
- Почему не уезжаете?
- Куда ехать? С чем ехать? Кому мы нужны?
- Кто-то помогает?
- Красный крест привозил гуманитарку, ОБСЕ таблетки и воду давали. Приезжают — становится потише, уезжают — снова обстреливают. Ополченцы дают хлеб, продукты. Видели, какие у нас тут воронки? Это «стодвадцатки». Мы тут за четыре месяца уже знаем чем и как стреляют. Давайте покажу вам.
Проходим в соседний двор. Лилия Николаевна демонстрирует воронку диаметром метров семь и под три метра глубиной. Деловито поясняет, что это от 120-мм мины. Она называет ее «игрушкой». Рядом — разрушенный гараж.
- 13 мая вот на этом месте погиб мужчина, он со мной в подвале обычно прятался. Пошел проверить хозяйство,козочку попоить. Его взрывной волной сюда бросило, затылком о дверь ударился. Ему должно было вот-вот исполниться 40 лет...
Мимо проезжает женщина на велосипеде с баком для воды. Она останавливается и спрашивает, в какую сторону мы будем уезжать — на Мариуполь или Новоазовск. Затем переводит взгляд на российские триколоры на наших рукавах и все понимает сама.
- А можете с собой до Безыменного попугаев забрать? - неожиданно интересуется Галина. - Я скажу кому передать.
В огромной клетке их десятка полтора. Мы понимаем, что клетка не влезет в «Москвич» ополченца «Адмирала». Извиняемся, ополченец обещает приехать за птичками пустым. И поторапливает нас. Генерал Таран уезжает, да и солнце через полчаса уже будет «выступать» на стороне ВСУ.
«Адмирал» выезжает из села одному ему известными относительно безопасными улочками, подруливает на перекресток к трассе, снимает шапку и крестится. Впереди — 2 километра по прямой, простреливаемой украинскими силовиками.
- Здесь ПТУРами (противотанковая управляемая ракета — Авт.) уже четыре машины сожгли, - объясняет он. - Друг мой погиб. Ракета летит секунды. Но даже одна секунда может спасти жизнь. Следите назад за вспышками. Если что увидите, кричите, буду петлять.Увернемся, не бойтесь, машина верткая.
Впрочем и без наших криков ополченец, разогнав «Москвич», начал резко бросать его вправо-влево, пока не доехал до поворота на Саханку. Здесь он снова перекрестился и вернул шапку на голову. Сзади, в Широкино, снова загомонила артиллерия. ВСУ продолжали ковать новых «киборгов».
Войти
Регистрация
Тема закрыта
Наверх
(как там поговорка про ночную кукушку 
