пост Helene Tauber с Антиквара - это жительница Донецка. Речь о событиях в Дружковке в октябре 2014 г.
Добрый вечер, дамы и господа!
У нас сегодня состоялось производственное собрание. Но оно целиком проплыло мимо моего сознания, потому что я перед его началом вышла на солнышко послушать драгоценную донецкую тишину и полюбоваться далёким небом, голубым, как глаза любимого. А ко мне подходит знакомая – увидела издалека, а мы не встречались с ранней осени. « А Вы не уехали?» - спрашивает. - « Да куда ж я из моего окопа да без сталинского приказа?» - острю в ответ. Она говорит: « А мы уезжали. В Дружковку.» - « Так там же хохлы!» - говорю. – « Так что ж делать, - отвечает, - там у меня родные, там и мой муж похоронен, давно не навещали никого, и внучку хотела от бомбёжек подальше. Так не выдержали и двух недель! Там в двухкомнатной квартире семья сестры – четверо, и нас ещё – пятеро! Ну, мы им надоели – улыбается, - и они нам тоже… А ещё дом так расположен, что каждый день слышу – там же правый сектор стоит, Вы знаете, каждый день – выстрелы, часто так, но не автоматные, а пистолетные. У соседа спрашиваю: « Что они там, стрелять, что ли, учатся? Ну ни свет ни заря начинают! Хоть бы поспать дали. Нельзя ли там попросить …» А он говорит: « Попросить? Учатся? Там расстреливают - а что Вы думаете? Каждое утро! А ну выйдите в пять утра на балкон!» Я обмерла, не ем, не сплю – утром выхожу на балкон – а там едет грузовой фургон - везут ребят…» - « Как! – и меня хватила самая настоящая истерика – Как это везут? Прямо как немцы на той войне? – тут мне захотелось в голос зареветь, я ведь представляла себе, конечно, всякое изуверство, но – спонтанным и быстрым, по следам, скажем, боёв или из засады – как в случае с моим любимым, но чтобы какие-то мрази возили людей в специальное место для казни да делали этаким ритуалом - вот этого моя душа не выдержала. Она полетела в такие бездны, которых мне за всю жизнь ещё не случалось ощущать. А женщина продолжала: « Да, привезли, шесть человек. А расстрельная команда – на иномарке. Боже ты мой! У парнишки у одного голова – вот так майкой замотана, а ещё мальчика двое тащат…» У меня, наверное, было такое лицо, что дальше она сказала так: « Ну и сколько можно было выдерживать этот беспредел? Я сказала: Всё! Назад, в Донецк! И мы уехали. А люди там как напуганы! Напуганы страшно. Они ведь хватают не только пленных и активистов, но и сочувствующих, и всех, кого захотят… На каждом углу там их машины стоят. А в лесополосе – танки. Так там случай был – шла женщина, пожилая уже, лет семьдесят, с дочерью. Ну дочь молодая – чуть за тридцать. Танкисты эти что только с ними не делали – с обеими! И со старухой!» Я , еле шевеля губами, говорю: « Хоть отпустили потом?» - « Убили зверски, и ту, и эту. Люди позвонили в милицию – ну, что там их милиция может – только в морг отвезла. А судмедэксперт рассказывал моей бывшей сотруднице – у старухи двадцать ножевых ранений, а молодую – вообще в мясо порезали…Рот разрезан вот так…»– а дальше она, наверное, сжалилась надо мной и этот рассказ прервался.
Эта женщина – интеллигентнейшая, почтеннейшая особа, в молодости – редкая красавица. Певуча её речь, любезны манеры, лучисты глаза. Она сказала, глядя на меня своими – такое видевшими – глазами: « Я очень мирный, пожилой человек. Но если бы мне дали автомат – убивала бы лично, и с удовольствием! А моя подруга в Германии живёт, так говорит мне по телефону: Какая им там, на майдане, Европа? На кого они похожи? Макаки так не прыгают, как они! Европа от них морщится – зачем они ей нужны? Как посмотришь, так с души воротит, честное слово!»
Впервые за всю войну мне так тяжело, камрады. Не знаю почему. То, о чём я сегодня узнала и рассказала, было в октябре. Всякое я видела в интернете. Видела кровь и разрушения здесь, в городе. Ужасных кадров из истории Великой Отечественной – и вовсе не счесть. Так отчего же такая адская глыба на сердце? Оттого, что брат – брата? Так для меня и немцы – братья. И – представляете – тут же мне и звонит из-под Киева подруга моих родителей – я не раз упоминала о ней, она очень любит нашу семью, отец её был полицаем, ну и понятно, каких она убеждений. Говорит: « Оленко, ми так усі за тебе хвилюємось, нам дуже страшно, та коли ти вже до нас приїдеш?» Мой язык автоматически произносил ей вежливые слова о том, что у нас всё в порядке, а где-то внутри у меня пошла в тот момент страшная чёрная трещина, которая, думаю, не зарастёт. Она сразу омертвела и окаменела. И слёз у меня нет. Пойду посмотрю видео с мёртвыми ВСУшниками – может, легче станет.
Войти
Регистрация
Тема закрыта
Наверх
