Вчера таки он произошел, этот момент, когда ребенок перешел к другому тренеру, и во время сдачи детей на тренировку вы сталкиваетесь как раз и вот именно с этим мужиком.
Казалось бы, ну и что? Дело житейское. Ну ходил он к нему год. Трепал ему нервы. Стоял на кулаках в наказание. Почти ничему не научился, так что когда дело дошло до тестов, пришлось за дело браться папе. Папа от этого вообще прифигел – мол, какого черта надо было год ходить, чтоб потом я его учил всему, в том числе и технике безопасности? Я платил за тренировки, чтоб ничем таким не заниматься.
Как вдыхать-выдыхать, вспоминать тритыщилетназад забытые основы карате и учить стоять в стойке и всякое там ихнее, чего я не знаю, потому что чуть-чуть знаю только айкидо. Тесты-то сын тогда сдал почти все, но мы все же решили перевести его к другой тренерше. На тренировке у которой ребенок однажды побывал, когда егойный тренер болел, и пришел с вердиктом: «С ней было весело!»
Ну и вот встречаюсь взглядом с ним. С одной стороны, неловко – типа предатели. С другой, что важнее: моя книжная неловкость или благо сына? Тут и сомневаться нечего. Так что смело посмотрела ему в глаза, поздоровалась и. И все. Готова была встретить упрек типа: «Ну что ж вы так нехорошо со мной? Я буду вообще переживать теперь». Но, кажется, ему было насрать. Да и то сказать, одним больше – одним меньше в этой малоосмысленной толпе.
А ребенка я знатно подковала к таким ситуациям. Я тут как раз накануне представила, что он мог бы сказать, если б его спросили, чего он группу сменил. Вот все что я выше написала – то и выдал бы, неоднократно наслушавшись. И про плохого тренера, и вообще. Я тут еще как раз про устройство на работу читала и про лояльность.
Ну и рассказала ему, что есть правда, и правда – это хорошо. Но иногда люди не хотят знать всю правду. И не нужно кричать в толпе: «Мама – вон толстый идет!», потому что это хоть и правда, но толстому-то будет обидно и неприятно. А делать неприятно людям не нужно – они же люди, чувствуют, переживают. Всю правду всегда рады слышать мы – мама и папа. А другим людям не нужно говорить просто так неприятные вещи, лучше промолчать или сказать что-то хорошее, если это тоже правда.
То есть в данном случае спросила его, было ли ему приятно ходить на тренировке к первому тренеру. Было. Ну вот значит так и надо говорить – что было приятно заниматься у него, но сейчас интересно позаниматься с Ларисой Павловной. Кто бы ни спросил, почему он перешел, надо говорить что-то в этом духе: дескать, и там были ништякисвои перспективы, я выучился очень важным основам, но теперь я вырос и готов идти вперед профессионально, так что перешел в другую группу в поисках новых перспектив.
Казалось бы, ну и что? Дело житейское. Ну ходил он к нему год. Трепал ему нервы. Стоял на кулаках в наказание. Почти ничему не научился, так что когда дело дошло до тестов, пришлось за дело браться папе. Папа от этого вообще прифигел – мол, какого черта надо было год ходить, чтоб потом я его учил всему, в том числе и технике безопасности? Я платил за тренировки, чтоб ничем таким не заниматься.
Как вдыхать-выдыхать, вспоминать тритыщилетназад забытые основы карате и учить стоять в стойке и всякое там ихнее, чего я не знаю, потому что чуть-чуть знаю только айкидо. Тесты-то сын тогда сдал почти все, но мы все же решили перевести его к другой тренерше. На тренировке у которой ребенок однажды побывал, когда егойный тренер болел, и пришел с вердиктом: «С ней было весело!»
Ну и вот встречаюсь взглядом с ним. С одной стороны, неловко – типа предатели. С другой, что важнее: моя книжная неловкость или благо сына? Тут и сомневаться нечего. Так что смело посмотрела ему в глаза, поздоровалась и. И все. Готова была встретить упрек типа: «Ну что ж вы так нехорошо со мной? Я буду вообще переживать теперь». Но, кажется, ему было насрать. Да и то сказать, одним больше – одним меньше в этой малоосмысленной толпе.
А ребенка я знатно подковала к таким ситуациям. Я тут как раз накануне представила, что он мог бы сказать, если б его спросили, чего он группу сменил. Вот все что я выше написала – то и выдал бы, неоднократно наслушавшись. И про плохого тренера, и вообще. Я тут еще как раз про устройство на работу читала и про лояльность.
Ну и рассказала ему, что есть правда, и правда – это хорошо. Но иногда люди не хотят знать всю правду. И не нужно кричать в толпе: «Мама – вон толстый идет!», потому что это хоть и правда, но толстому-то будет обидно и неприятно. А делать неприятно людям не нужно – они же люди, чувствуют, переживают. Всю правду всегда рады слышать мы – мама и папа. А другим людям не нужно говорить просто так неприятные вещи, лучше промолчать или сказать что-то хорошее, если это тоже правда.
То есть в данном случае спросила его, было ли ему приятно ходить на тренировке к первому тренеру. Было. Ну вот значит так и надо говорить – что было приятно заниматься у него, но сейчас интересно позаниматься с Ларисой Павловной. Кто бы ни спросил, почему он перешел, надо говорить что-то в этом духе: дескать, и там были ништяки