Из их зажиточной когда-то квартиры стали пропадать вещи. Первыми бесследно исчезли её украшения, безделушки, часы, вазы. Затем растворились в небытие ковры, паласы и бытовая техника. Их красивый орехового цвета гарнитур, после многочисленных драк и дебошей лишился зеркал и стёкол, приобрёл опшарпаный вид, как и вся квартира.Появились многочисленные "друзья"... Один другого хуже.
Впрочем не все из них были подонки и сволочи. Я помню смуглолицего неулыбчивого татарина, имя его было слишком сложным и все называли его просто - Толик. Не знаю где она его выкопала при своём образе жизни, но Толик не пил, надолго отвадил всех собутыльников от её квартиры, купил телевизор и велосипед её сыну.
Возвращаясь с работы он приносил пакет с продуктами, забирал с улицы её пацана, кормил его дома яичницей с колбасой или собственноручно нажареной картошкой, строго говорил: -"Допивай чай и садись за уроки." Пацан (вначале принявший его в штыки, как и всех прочих приятелей своей мамы) вскоре стал вежливо называть его "дядя Толик", послушно подавать ему на проверку дневник и домашние задания, а по вечерам охотно играть с ним в шашки и шахматы.
Но разумеется такой мужик не смог долго терпеть выходки алкоголички.
Темнея лицом от смущения и гнева, он расспрашивал у соседей :-"Вы не знаете где может быть Лидия?" Те оглядывая его с любопытством, охотно перечисляли всевозможные места где следует её искать. Он шёл туда и приводил её домой... пьяную.
Отправлял сына и его приятеля в другую комнату, мыл её под душем и укладывал спать. Горячо шептал ей:-"Лидонька, что ты с собой делаешь, себя не жалеешь - так пацана пожалей, у тебя сын растёт."
Если она была не слишком пьяной, то плакала, извинялась что доставляет ему столько хлопот, клялась что всё понимает и больше это не повторится. Благодарила его за заботу, говорила что он очень хороший человек и что она его не достойна. Обещала исправиться и мирно засыпала улыбаясь сквозь слёзы.
А если была очень пьяной, то кричала что он ей надоел, что он не смеет вмешиваться в её жизнь, не имеет права командовать и распоряжаться в её доме, что она его ненавидит, пусть убирается к чёрту, заливаясь пьяными слезами закатывала ему истерику , кидалась царапать ему лицо острыми выкрашенными в алый цвет ногтями, кричала на весь дом и ругала его матом.
Отвечать ей Толик не находил нужным, тихо прикрыв за собой дверь он уходил на кухню и подолгу курил там уставившись в пустоту. Она цепляясь за стены, пошатываясь и раскачиваясь, приходила следом за ним и устраивала ему скандалы с битьём посуды. Он слушал молча, угрюмо. В отличии от других её друзей, он никогда не поднимал на неё руку.
Продержавшись полгода Толик тихо и навсегда исчез из их жизни.
Привыкший к нему пацан часто выбегал на аллейку посмотреть, не возвращается ли он с работы. Но Толик не приходил.
Подаренный им телевизор постигла участь прочего имущества. Велосипед хранился у друга. Она приходила и протягивая трясущиеся руки шептала: -"Отдайте. Отдайте велосипед моего сына. Отдайте, прошу вас."
Спустя несколько лет она его всё-таки пропила - вернувшись поздно пацан постеснялся будить друга и на одну ночь оставил его дома. Когда проснулся - велосипед исчез без следа, зато на столе стояли 3 бутылки водки (одна на половину почата). Никаких денег не было (из алкашей не очень удачливые бизнесмены, страсть к выпивке в них сильней всего - полцарства за глоток беленькой. Это трудно понять тому, кто не жил с хроническим алкоголиком.)
Сын тряс её бесчувственное тело и просил: -"Мама-а! Скажи куда ты его дела! Тебе что 3 бутылки водки за него дали? Мы пойдём заберём, скажи где он! Слышишь, открой глаза, мама!" Она с трудом разлепив веки, невнятно пробормотала: -"Не знаю, не помню, прости сыночек, я больше не буду, это последний раз" и отключилась в пьяном угаре.
Не знаю отчего, но пьющая женщина деградирует быстрее мужчины. На неё было больно смотреть. Она неузнаваемо изменилась, былая её красота поблёкла. Окружающие звавшие её раньше красивым именем Лидия, стали называть её Лидка, а позже Лидка-алкашка... Говорили что она пропила свою красоту, всё имущество и своего сына.
Когда её сыну исполнилось 14 лет, она пропила квартиру и спилась, оставив его на улице.
Я помню как он не проронив ни слезинки сидел в моей комнате. Идти ему больше было некуда, обычно весёлое его лицо, было в тот раз хмурым и задумчивым. Ему было 14, мне на год меньше. Я стоял рядом, смотрел на него и не знал как ему помочь, чем утешить. У меня не поворачивался язык сказать что мне жаль что она умерла, она его совершенно измучила.
Я сел рядом с ним и неловко пробормотал:-"Мне очень жаль... твою маму." Он вдруг поднял голову и требовательно обернулся ко мне: -"Жаль? Тебе жаль, Диса? Может быть тебе жаль что она не умерла год назад?! По крайней мере мне было бы где жить." Он снова отвернулся и мрачно добавил: -"Наверное мне следовало задушить её подушкой." Я не знал что на это ему ответить и молча гладил его по плечу, уткнувшись лбом в его спину. Потом сказал: -"Ты можешь жить у нас." Он покивал: -"Да, я могу жить у вас, могу жить у кого-то ещё, только не могу жить у себя самого. Смешно, правда?" Я печально вздохнул: -"Обхохочешься".
Его забрала к себе дальняя родственница и на 3 долгих года он исчез из моей жизни, но не из моей памяти.
Вчера мы сидели у меня дома и я читал ему некоторые посты из своего блога. Ему понравилось, смеясь он сказал: -"Диса, да ты мастер клавиатуры, зодчий ренессанса. В восстановленном тобой прошлом, я вновь почувствовал себя маленьким. Я маленьким увидел тебя!" И вдруг ошарашил вопросом: -"А почему ты так мало упомянул про мою маму, разве ты её не помнишь?"
Я смутился и растерялся: -"Помню. Очень хорошо помню. Но... м-м-м... что я мог бы про неё написать?" -"Правду. Всё что было, всё что тебе запомнилось." Помолчав я сказал: -"Хорошо, я напишу." Передразнивая меня он улыбнулся: -"Хорошо, я прочитаю."
Мой друг, я написал про твою маму. Прости если неумело.
Такой она мне запомнилась. Царство ей небесное.