Мой кочевник вдыхает туман белого моря,
и молитва его "хоть бы солнечный день".
Никогда он не будет в Кенигсберге, как дома.
Нет там гор Ала-Тоо, иссык-куля ночей.
Он в погоне за лучшим оставил родное,
Может так и логичней, и нужней, и верней,
Только снится ему, как в Бишкеке на тое,
мама, сестры и братья, кудагы и жезде.
Да, сейчас и в Москве можно выпить кумыса.
И в Нью-Йорке уже продают бешбармак,
Но однажды номад всё равно возвратится,
к тем местам, где родился и ата его прах.
Мой кочевник вдыхает туман белого моря,
А я юрту везу на джайло..
и молитва его "хоть бы солнечный день".
Никогда он не будет в Кенигсберге, как дома.
Нет там гор Ала-Тоо, иссык-куля ночей.
Он в погоне за лучшим оставил родное,
Может так и логичней, и нужней, и верней,
Только снится ему, как в Бишкеке на тое,
мама, сестры и братья, кудагы и жезде.
Да, сейчас и в Москве можно выпить кумыса.
И в Нью-Йорке уже продают бешбармак,
Но однажды номад всё равно возвратится,
к тем местам, где родился и ата его прах.
Мой кочевник вдыхает туман белого моря,
А я юрту везу на джайло..