Войти
Регистрация
Публикации
Ж
эта не та тема, которую бы хотелось поднимать, к сожалению...
Прочитав всю ветку этой темы, я вижу, на сколько тут сильные женщины - испытав утрату, все мысли уже настроены на следующую попытку. я же чувствую себя такой бессильной сейчас... только потребность рассказывать о моём горе даёт мне ощущение, что я разделяю его на кусочки, и от этого становится чуточку легче.
грубая статистика говорит, что 80% замерших беременностей приходится на срок до 12 недель. Следующий рубеж, как рассказывала акушерках на курсах подготовки к родам, - 23 недели. До этого срока риск ЗБ составляет 19,5%. И лишь жалкая половина процента - замершая беременность на позднем сроке. Это 5 из 1000. Только две ЗБ из этих пяти можно объяснить (генетика, инфаркт плаценты, тромб в пуповине).
Это к тому, что легче выиграть лотерею, чем повторить мою историю.
Я давно живу в Бельгии и готовилась к малышу почти пять лет. постоянный контроль у гинеколога, все анализы и обход всех врачей, спорт, отказ от всех вредных привычек, финансовая база.
Много читала про токсикоз. В одной статье писали, что это неверный термин, применяемый к беременной женщине, потому что ребёнок не токсичен. Может, поэтому у меня не было никаких признаков тошноты, только в первом триместре очень хотелось спать - спала с 8 вечера до 11 утра следующего дня. На работе пошли на встречу, и я два месяца работала только после обеда.
Второй триместр наслаждалась и кайфовала: начались робкие шевеления моего мальчика, активность вернулась, живот начал заметно круглеть. Все кругом говорили комплименты, что беременность меня украшает. После 28-й недели все поздравляли, что вышла на финишную прямую. Комнатка для сына была готова, только никак не могли определиться с именем. Решили, что пусть родится, а мы посмотрим на него и увидим, какое имя ему подойдёт.
В ночь на 30 неделе и 3д малыш активно шевелился. Утром, как я думала, он отдыхает и спит. Но перед отъездом на работу я всё-таки съела шоколадную конфету, чтобы он дал о себе знать (малыши реагируют на сладкое). По пути на работу я всё ещё ждала шевеления и верила, что вот-вот сейчас почувствую пиночек. Но, доехав до работы, я уже начала искать мед.клинику или кабинет поблизости.
Приехала в клинику, меня долго регистрировали, а я всё надеялась и представляла, что сейчас малыш проснётся, я извинюсь и уеду на работу.
В палату, куда меня положили на монитор, сперва пришли две акушерки, которые пытались прослушать сердцебиение. Затем пришла третья с допплером - тщетно. Я судорожно пыталась вспомнить хоть одну молитву, при этом старалась спокойно дышать и расслабиться. Но вот зашёл гинеколог с аппаратом узи на колёсиках. подключили монитор и, прежде чем он успел что-то сказать, я уже увидела своего сына и немигающее сердечко. Врач с вежливо-натянутой улыбкой сказал "у меня плохие новости".
говорят, что первая фаза горя - отрицание. Наверное, это так, потому что единственные слова, что я шептала, а потом и кричала, были "нет, этого не может быть". Я умоляла их разрезать меня и реанимировать моего малыша. Но они лишь качали головой, говорили, что уже поздно.
Я ненавидела в ту минуту этих вежливо улыбающихся врачей. Попросила уйти их и оставить меня одну. В это время медсестра позвонила моей золовке, которая была указана моим контактом в случае чего. А я сама смогла набрать брата и маму. Врачи так же связались с гинекологом, который вёл моё планирование и беременность.
И уже через пару часов я была в своей клинике.
Ещё до конца не осознав, что произошло, я была, мягко говоря, шокирована вопросами акушерки в моей клинике. Они спрашивали, хочу ли я кремировать своего сына или похоронить? Если второе, то у них есть маленькие гробики для этого. В этот момент ощущения были, что меня убили, но продолжают измываться. Какие похороны, когда мой малыш ещё внутри меня? Оказывается, не смотря на долгое проживание в Европе, я так и не обрела культуру проживания горя. И спустя несколько дней я была очень благодарна всей команде родильного отделения за их поддержку. Но в тот первый день все эти разговоры про похороны мне казались кощунственными.
Меня положили в палату при род.отделении, но она находится в самом конце и в ней нет закутка для малыша. А на стене висит картина с девятью бабочками. Позже, после выписки, я узнаю, что детей, умерших в утробе, называют бабочками и звёздочками.
А пока мне предстояло услышать от гинеколога о предстоящих процедурах. Я просила полный наркоз и немедленно сделать кесарево. Я боялась трогать свой живот, который я так охотно гладила с момента его появления. Я уверенно повторяла, что не хочу видеть ребёнка и тем более брать его на руки.
Врач был очень терпеливый, не выдавливал улыбок, не делал жалостливые глаза, но спокойно настаивал на естественных родах, говорил про риски кесарева на позднем сроке и отказался давать мне успокоительное. Опять же, спустя столько дней я очень благодарна ему за это.
Мне поставили эпидюралку в спину, подключили физ.раствор, вставили тампон для стимуляции родов и увезли в род.блок. Моим родным разрешили ночевать в моей палате (принесли раскладушки) и приносили им еду. А на ночь дежурящая акушерка оставила двери в родблок открытыми, чтобы родители могли меня навещать.
На следующее утро раскрытие было меньше 2 см. Поэтому акушерки использовали стимулирующий гель. К вечеру второго дня раскрытие было таким же маленьким. Моё тело было неготово к родам и всячески отторгало все стимулирующие препараты.
На третий день я была физически измотана, про эмоциональное состояние и говорить нечего. С утра я попросила уже не мучать меня, а сделать КС. Но врач продолжал настаивать на естественном ходе событий. Но уже гель сменили какими-то таблетками, которые вставляли по две штуки в шейку матки. И около 6 вечера я родила. В полной тишине.
До этого весь персонал очень внимательно и мягко относился ко мне. Но почти все говорили про выбор имени малышу, про то, хочу ли я его взять на руки и как буду его хоронить. По закону после 180 дней беременности малыша надо регистрировать, дать имя и похоронить либо кремировать. Так же по закону сохраняются все права на декретный отпуск и выплаты роженицам. Ещё активно предлагали фотографии и специальных фотографов для проф.съемки с малышом.
Одной из акушерок я призналась в своих страхах. Я боялась брать своего ребёнка на руки. Я боялась прикасаться к своему животу. Я боялась смотреть на малыша после родов, потому что не знала, как он будет выглядеть.
На что она понимающе кивнула и начала рассказывать, как выглядят дети на таком сроке: у них уже есть ногти на пальцах, волосы, всё сформировано, как положено. Цвет кожи ещё не проявился, но он, ребёнок, обязательно будет красивым. В первый день госпитализации мой врач провёл ещё одно УЗИ, на котором определил вес (около 2 кг) малыша и подтвердил, что развитие было отличным. Но что-то вдруг пошло не так.
Не смотря на эпидюралку, я всё-таки ощущала схватки и боль. Может, за три дня моё тело привыкло к дозе, или же мой болевой порог слишком низкий, а, может, это было психосоматикой... Но довольное быстро я родила. И я не смогла отвернуться или закрыть глаза, когда врач принимал ребёнка. Я смотрела, как они его осматривают, в полной тишине, как берут необходимые анализы, как акушерка его одела в бодик и шапочку. А потом спросила, возьму ли я его на руки. Первая мысль была "нет!" и я даже придумала соврать про слабость рук. Но увидев мой свёрточек в её руках, я автоматом протянула к нему руки.
"Вес 1920 гр, рост 43 см. Богатырь для своего возраста." - я слушала врача, а сама смотрела на своего сына Альберта. Он будто спал. И был самым красивым малышом. В эти минуты я испытала такую любовь и нежность, какие никогда до этого не чувствовала. А потом я его вернула акушерке.
На первый взгляд не было обнаружено никаких причин ЗБ.
Через неделю были получены результаты аутопсии - тоже ничего: ни инфекций, ни заражений, ни-че-го, что могло бы объяснить внезапную смерть.
Генетический анализ длится полгода, но врач сразу сказал, что причин может не быть.
Не смотря на прекрасный уход и человеческое отношение персонала, оставаться в роддоме без ребёнка я не могла.
При выписке у меня взяли все анализы, дали таблетки, чтобы остановить лактацию, витамины для гемоглобина и принесли коробку с вещами на память: конверт с фотографиями моего сыночка, который я тут же вскрыла, открытку с его именем, весом, ростом и отпечатками ручек и ножек. Там же я нашла мягкую игрушку-бабочку и истории людей, переживших такое же горе. Мне сказали, что Альберт будет находится в специальной комнате в родильном, и что я могу навещать его, как только захочу. И ещё настоятельно рекомендовали мне посещение психолога, чтобы поговорить об утрате.
Первые три дня дома я спала, приняв две таблетки снотворного. в минуты бодрствования рассматривала фотографии моего сына и его ладошки.
На четвёртый день смогла выползти из дома, чтобы зарегестрировать сына и начать организовывать его похороны. Только раз сходила его проведать. Так и не смогла переодеть его в другой бодик, о чём жалею. Только мама моя посоветовала накрыть его одеяльцем, которое было куплено для его кроватки.
Моя крёстная помогла организовать красивую мессу в маленькой часовне. Католики проще относятся к погребению некрещённого. Накануне приходил пастор... И первым делом поздравил меня с тем, что я стала мамой. Для меня это было странно слышать. Оказывается, тут так принято. Сперва поздравляют, а потом тут же приносят свои соболезнования.
С пастором мы обговорили, как будет проходить служба. Крёстная предложила поставить колыбельную песню в начале мессы. И мне эта идея очень понравилась.
Нашла в сети одну колыбельную на казахском языке, а вторую Земфиры. Но я переоценила свои душевные силы. во время второй песни, папа моего сына накрыл его одеяльцем и начал закрывать крышку гробика. В этот момент я начала сползать вниз, хорошо, что рядом был мой папа, который поймал меня и усадил на стул.
на кладбище было солнечно и светло. Потом полил слепой дождь, а в небе появились две радуги. Слёз уже не было, а внутри как будто стало чуточку легче. До этого от мысли, что я дома, а мой сынок лежит в холодильнике один, было ужасно.
сейчас я всё ещё в положенном декретном отпуске.
сходила один раз на приём к психологу, которая говорит штампами и к которой я точно не вернусь. на следующей неделе записалась к другому.
плакать дома не могу, потому что не хочу расстраивать маму. Для моего папы мой сын - фантомный ребёнок, которого никто не видел и не чувствовал, а потому папе легче пережить. Для него важнее, что со мной всё в порядке, физически.
Очень помогают мои подруги из блогов. Посоветовали прочитать книгу Анны Старобинец "Посмотри на него", которую я проглотила за полдня. Все страхи, описанные Анной, мне знакомы. Сегодня посмотрела фильм, тоже по рекомендации девочек из блогов, с Портман "Любовь и прочие обстоятельства" - тоже про потерю ребёнка в раннем возрасте.
Что не помогает - слова типа "ты ещё молодая, ещё родишь". Да, это так. Но это не слова утешения в моменты горя именно по этому малышу.
И ещё бесят сравнения или градации горя "хуже потерять уже родившегося". Кто-то реально думает, что потерять ребёнка в 1 год хуже, чем ребёнка в 1 месяц? Или за два месяца до ПДР?
Знаю, что в нашей культуре не принято страдать и горевать по ангелам, которые ушли, не появившись на свет. Знаю, что говорить об этом тоже не принято. Мне же, особенно в первые дни, очень хотелось рассказывать про моего сына, про его ручки, носик, светлые бровки. Но понимаю, что это никому не интересно и не нужно.
