260
Скрытый текст
260. И сам не выказывай и от другого не жди полной преданности. Не смотри тут ни на родство, ни на дружбу, ни даже на бесспорный долг: больно велика разница, даришь ли другому свое доверие или чувство. Самая тесная близость допускает исключения — правилам обходительности в том нет ущерба. Какой-то секрет и друг утаит, даже сын твой о чем-то умолчит; от этих мы скроем что-то, что тем сообщим, и наоборот; одним уступим, другим откажем — рассчитав пределы откровенности.
261. Не упорствовать в неразумном. Допустив промах, порой из него делают обязательство; начав с ошибки, думают выказать постоянство, продолжая в том же духе. Перед судом своего разума ошибку осуждают, перед людским — оправдывают, и, если в начале неразумной затеи их называли неблагоразумными, то, упорствуя, достойны звания глупцов. Необдуманное обещание, равно как ошибочное решение, не налагает обязательства. Иные, начав с неведения и упорствуя в невежестве, коснеют в неразумии; видать, им хочется быть глупцами последовательными.
262. Забывать — это скорее благодать, чем искусство. Что прежде всего надо бы забыть, о том больше всего вспоминаешь. Память наша и коварна — когда всего нужней, тогда-то изменяет, — и неразумна — является, когда не нужна; в том, что огорчает, удержу не знает, а там, где могла бы порадовать, не старается. Порой лучшее лекарство от беды — забыть о ней, но о лекарстве этом мы забываем. Надобно приучать память стать для нас полезной — ведь одной ее достаточно, чтобы вознести в рай или ввергнуть в ад. Исключение составляют самодовольные — эти в простоте души наслаждаются глупым своим блаженством.
263. Приятные вещи не стремись сделать своей собственностью. Принадлежа другим, они доставляют больше радости, чем если бы были наши. Ценная вещь хороша в первый день для своего хозяина, во все остальные — для других. От чужой двойное удовольствие — наслаждаешься новинкой и не опасаешься за ее сохранность. Чего не имеешь, то заманчивей: чужая вода — сущий нектар. Владеть же вещами — и удовольствия меньше, и огорчений больше, хоть одалживай, хоть не одалживай. Хранишь их только для других и недругов наживаешь куда больше, чем благодарностей.
264. Не имей беспечных дней. Судьба любит сыграть с нами шутку — опрокидывая наши предположения, застать врасплох. Таланту, рассудку, доблести, даже красоте — всем надобно быть настороже: день слепой беспечности будет днем их падения. Но когда осмотрительность всего нужней, тут-то она и изменяет: опрометчивость — ступенька к гибели. А иногда это стратагема — в тебя вселяют беспечность, дабы, захватив врасплох, подвергнуть достоинства испытанию. Известно, сколь опасны дни торжества, но коварство их избегает; зато для испытания нашей доблести избирает день, когда этого меньше всего ждешь.
265. Ставить своим подчиненным задачу. Трудная задача, в пору предложенная, сделала многих личностями — надо тонуть, чтобы научиться плавать. Вот так обнаружили многие доблесть, даже ученость, что, не представься случай, таилась бы погребенная в своей робости. Трудное дело — для репутации испытание: когда благородный видит угрозу своей чести, он один действует за тысячу. Искусством ставить задачу — как и всеми прочими —владела в совершенстве католическая королева Изабелла58, и именно этому политичному ее приему обязан Великий Капитан59 своим именем и многие другие — вечной славой: этим способом она создавала великих людей.
266. Не оказаться плохим от чрезмерного благодушия. Кого ничто не сердит, у того нет сердца, а бесчувственный не может быть личностью. Не всегда это от невозмутимости духа, чаще — от неспособности чувствовать. К месту рассердиться — акт личностный. Птицы узнают чучело, смело садятся на него. Сладкое сочетать с кислым — хороший вкус: одно сладкое — для детей и глупцов. Великая беда — погубить себя этаким бесчувственным благодушием.
267. Шелковые слова, бархатный нрав. Стрелы разят тело, горькие слова — душу. Одна ароматная пастилка — и уста благоухают. Великое искусство на житейском рынке — продавать воздух. Платят чаще всего словами, они совершают невозможное; в высших сферах идет торговля воздухом, и одно дыхание из высочайших уст изрядно вдохновляет. Уста твои да будут полны сахару — подслащать речи, даже на вкус врагов. А верный способ быть любезным — всегда быть невозмутимым.
268. Благоразумный делает вначале то, что неразумный в конце. И тот и другой делают одно и то же — разница лишь в поре: один действует в пору, другой — не в пору. У кого мозги в самом начале навыворот, тот и дальше так живет: на ногах то, чему быть должно на голове, правое — слева, во всем поведении — левша; а всего-то надо было уразуметь сперва. Под конец неразумный сделает поневоле то, что мог бы сделать добровольно, а рассудительный сразу видит, что надо сделать раньше, что позже, и делает это с охотой и со славой.
269. Пользуйся тем, что ты нов; пока ты — новинка, тебя ценят. Новое нравится, оно вносит разнообразие, освежает удовольствие — новенькую посредственность больше ценят, чем привычную знаменитость. Изнашивается и старится даже совершенное; помни, что слава твоя как новинки будет недолга, — день-другой, и восторгам конец. Посему воспользуйся первиной восхищения и в разгаре успеха извлеки все, на что можешь притязать; пыл увлечения пройдет, страсти охладеют, и удовольствие от нового сменится досадой от прискучившего. Поверь, все имело свою пору — и все миновало.
270. Не осуждай один то, что нравится всем. Видно, в этом есть что-то хорошее, раз всем любезно, и, хоть объяснить этого нельзя, все наслаждаются. Необычное суждение неприятно, а коль ошибочно — смешно; оно скорей осрамит недалекий твой ум, нежели предмет; останешься один со своим дурным вкусом. Раз не можешь отыскать хорошее, скрой свое бессилие, не осуждай огулом — дурной вкус обычно плод незнания. Что все говорят, то либо есть, либо должно быть.
271. Во всяком деле, коль знаешь мало, держись проверенного. Хоть умницей не назовут, зато сочтут человеком основательным. Знающему дозволено дерзать и действовать как заблагорассудится, но знать мало и идти на риск — добровольная гибель. Держись правой стороны, общепринятое не подведет. Скудным знаниям — торная дорога. Да и во всех случаях, со знаниями или без оных, благоразумней держаться привычного, нежели необычного.
272. Оказывать добро тому, кто платит учтивостью, — еще больше обязать. Сколько ни просит проситель, великодушный даятель даст больше. Любезность не просто дает, но обязывает, а учтивость отвечает еще большим обязательством. Для человека порядочного нет дороже того, что ему дали даром: как бы дважды дали и за двойную цену — за его достоинства и за учтивость. Правда, для подлеца учтивость — галиматья, язык обхождения любезного ему непонятен.
273. Знать нрав тех, с кем имеешь дело, — чтобы понять их намерения. Зная причину, поймешь следствие, вначале исходя из причины, а только затем — из повода. Меланхолик всегда пророчит злосчастья, а злоречивый — злодеяния; им видится только дурное; неспособные воспринять добро в настоящем, они возвещают зло и в будущем. Страстный говорит на языке, искажающем действительную суть вещей: в нем говорит страсть, не рассудок. Так — каждый: согласно пристрастию либо настроению, но равно далеко от истины. Учись разгадывать выражение лица, по внешним знакам читать душу. Различай: кто всегда смеется — от глупости; кто никогда не смеется — от злости. Избегай любопытного — от легкомыслия, от наглости. Не жди добра от урода, таких обидела сама природа, и, как она их не уважила, так и они ее не уважают. А у красивых — чем больше красивости, тем больше глупости.
274. Быть привлекательным — в том чары политичной учтивости. Пусть твоя любезность служит приманкой скорее для чувств, нежели для выгод, либо для того и другого. Одних достоинств недостаточно, коль не прибегают к приятности, — только она сделает тебя любимым, она — самое действенное орудие владык. Стать общим любимцем — удача, но помочь тебе тут можно и искусством; к великим достоинствам природным лучше прививается и искусственное. Так породишь преданность, а там и всеобщее расположение.
275. Снисходить до обычного, но не до неприличного. Не держись чопорно, брюзгливо — это противно учтивости. Дабы снискать всеобщую благосклонность, лучше убавить церемонность. Иной раз можно пройтись по—простому, но в рамках пристойного, — ведь кого во всеуслышание величают глупцом, того и втайне не почитают благоразумным. За один денек глупого веселья утратишь больше, чем обрел за всю степенно прожитую жизнь. Также не мни себя исключением: вызывающее поведение — неуважение к другим; не дозволяй себе капризы, предоставь их капризному полу; даже капризы духа — достойны смеха. Лучшая роль для мужчины — быть мужчиной; женщина, та может достохвально подражать мужчине, но не наоборот.
276. Обновляй свой нрав с помощью природы и искусства. Говорят, через каждые семь лет меняется характер, пусть даже перемена сказывается в улучшении и изощрении вкуса. В первые семь лет входит в нас разум, пусть же и в дальнейшем, с каждым люстромб0, входит новое совершенство. Примечай эти перемены натуральные, дабы им содействовать, ожидая лучшего и от дальнейших. А ведь многие поведение свое меняют лишь при перемене положения или должности, а в характере это заметным становится уже когда в глаза бросается 276. В двадцать лет он — павлин, в тридцать — лев, в сорок — верблюд, в пятьдесят — змея, в шестьдесят — собака, в семьдесят — обезьяна, в восемьдесят — ничто.
277. Человек, умеющий себя показать. В этом — блеск достоинств. Для каждого из них своя пора: лови случай, не всякий день будет днем торжества. Есть люди блистательные, в которых и малое достоинство сияет, а большое — восхищает. Когда уменье себя показать сочетается с качествами выдающимися — человек слывет чудом. Есть народы, любящие блеск; испанцы в этом превосходят других. Свет дарован всему сотворенному, дабы оно блистало. Уменье себя показать многое восполняет, многое искупает, всему придает второе бытие, особенно когда способности способствуют. Наделяя совершенством, Небо предусмотрело и уменье красоваться — одно без другого было бы несносно. А чтобы показать себя, надобно искусство: даже отличное зависит от обстоятельств и не всегда его отличают; кто не вовремя его явил, терпел крах. Но ни в одном уменье так не опасно напускное, тут оно пагубно, ибо пребывает на грани тщеславия. Красуясь, соблюдай меру, дабы не впасть в пошлость, и помни, что неумеренность в этом благоразумными осуждается. Порою это искусство состоит больше в красноречии немом, в уменье показать некое отличие как бы невзначай; благоразумная сдержанность — наиболее приятный вид похвальбы: отрицая у себя способность, только подстегиваешь любопытство. Очень важно не выказать ее всю в один раз, раскрывать мало-помалу, все больше и глубже. И пусть одна способность служит залогом другой, еще большей, — похвала породит надежду на последующие.
278. Не быть слишком приметным. Только окажись на примете, сами достоинства станут недостатком. А причина в том, что необычное обычно осуждают; единственный одинок, даже необыкновенная красота не на пользу доброй славе: привлекая взоры, стесняет. Тем паче — странности осуждаемые. Но иным лестно прогреметь хоть бы пороками, стараются поразить недостойным, дабы удостоиться бесславной славы. Даже многоученость и та вырождается в болтливую глупость.
279. Не всегда возражать на возражения. Надобно различать, когда противоречат по невежеству, а когда из лукавства, иногда это упрямство, но может быть и хитрость. Итак, остерегайся сам впасть в первое и пасть жертвою второй. Более всего полезна осторожность с соглядатаями: против их отмычки для сердец лучшее средство — оставить в замке изнутри ключик сдержанности.
280. Человек чести. Добрым нравам пришел конец, обязательства не признаются, благодарность встретишь редко; чем усердней служба, тем скудней награда — такая мода пошла повсюду. Есть целые народы, склонные к злонравию: от одних жди вероломства, от других — непостоянства, от третьих — надувательства. Пусть же неверность других служит нам не для подражания, но для осторожности; глядя на этакое неподобство, совратиться может сама праведность. Но муж чести, взирая на других, никогда не забудет, кто он.
281. Одобрение разумных. Холодное «да» мужа выдающегося более лестно, чем похвала толпы, — мякинная отрыжка не больно радует. Мудрые судят с пониманием дела, только их похвала доставляет неисчерпаемую радость. Разумный Антигон61 именовал Зенона театром своей славы, для Платона всю его школу заменял один Аристотель. А иным лишь бы наполнить желудок, пусть и объедками черни. Даже владыки нуждаются в пишущей братии и больше опасаются их перьев, чем дурнушка — кисти живописца.
282. Отсутствие иногда полезно — прибавляет уважения, подымает цену. Присутствие умаляет славу, отсутствие увеличивает; тот, кого в отсутствии почитали львом, показался — и жалким порожденьем горы оказался. Достоинства вблизи блекнут — окружающим видна кора наружного, а не сердцевина духа. Воображение быстрей зрения, и очарование, что обычно через слух входит, через глаза выходит. Кто в зените славы скроется с глаз, тот ее сохранит. Даже феникс исчезает, дабы пуще заблистать: разжигая желание, освежить почитание.
283. Благоразумно изобретательный. Ума палата, да много ли толку в уме без толики безумия? Изобретательность — у талантливых; отбор — у благоразумных. Изобретательность — тоже дар, даже более редкий; отбирать удачно удавалось многим, изобретать удачно — немногим: тем, кто были первыми и по одаренности и по времени. Новое всем любезно, а коль еще удачно, вдвойне отлично. В суждениях новизна опасна, ибо приводит к оригинальничанью, а в творениях таланта — похвальна. Но и в первом и во втором случае, ежели удачна, — ее ждет восхищение.
284. Не будь назойлив — не хлебнешь позора. Уважай себя, дабы тебя уважали. На то, чтоб себя показать, будь лучше скуп, чем расточителен: приходи туда, где желанен, где тебя радушно встретят; не приходи, пока не просят, и уходи до того, как попросят. Кто за одного себя хлопочет, в случае неудачи всю брань тоже один схлопочет, а добьется удачи, благодарности не получит. Назойливый — постоянная мишень для поношений; как сам он втирается без стыда, так и его выпроваживают без стеснения.
285. Не губить себя из-за чужого злополучья. Гляди, кто тонет в болоте, и помни — туда же потянет и тебя, дабы вместе утешаться в общей беде. Такие ищут, кто бы помог им снести злосчастье, — кому они в дни преуспеяния подставляли спину, к тому теперь простирают руки. С утопающими надобна сугубая осторожность — дабы и его спасти и самому не утонуть.
286. Не давай себя опутывать обязательствами всем и каждому — станешь рабом, притом всеобщим. Одни родились более счастливыми, чем другие, — этим назначено благодетельствовать, другим — принимать благодеяния. Всех даров дороже свобода, и ее всего легче потерять. Лучше пусть от тебя зависят многие, нежели тебе зависеть от одного. У власти лишь одно преимущество — что позволяет творить добро многим. Главное, не почитай за милость то, к чему тебя вынудили, — чаще всего это обязательство, подстроенное коварством, дабы тебя опутать.
287. Никогда не действовать в пылу страсти — все сделаешь не так. Кто не в себе, тот и не отвечает за себя, страсть изгоняет разум. Пусть тогда его заменит благоразумный бесстрастный посредник: зрители видят больше, нежели игрок, они не горячатся. Как почувствуешь, что не в себе, пусть благоразумие бьет отбой, дабы не возгорелась кровь, — иначе поступок будет кровавым, и в один час натворишь такого, что на много дней хватит: тебе каяться, людям осуждать.
288. Применяться к обстоятельствам. В правлении, в суждении — все должно быть к месту; хотеть, когда можешь; должный час и пора никого не ждут. В действиях не следуй рутине, разве что в том, что согласно с добродетелью, а в желаниях никогда не зарекайся — может, завтра случится той воды напиться, на которую нынче и глядеть не хочется. Есть глупцы до нелепого требовательные — они хотели бы, чтобы обстоятельства применялись к их причуде, а не наоборот. Но разумный знает, что суть благоразумия — сообразоваться с обстоятельствами.
289. Самое пагубное для репутации человека — показать, что он всего лишь человек; в тот день, когда все убедятся в слабости его человеческой, конец всему божественному. Смертный враг доброй славы — легкомыслие. Как муж рассудительный больше, чем просто человек, так легкомысленный — недочеловек. Ни один порок так не подрывает доверие — ведь легкомыслие исключает серьезность. Легкомысленному не быть основательным, тем паче когда уже немолод и давно бы пора взяться за ум. И хотя порок этот — один из самых распространенных, он особенно достоин презрения.
290. Блажен, кто снискал и уважение и любовь. Дабы почитали, надо, чтобы не слишком горячо любили. Любовь дерзостнее ненависти; нежность и почтение плохо уживаются. Так что лучше не внушать ни великого страха, ни великой любви. Любовь ведет к панибратству, и чем его больше, тем меньше почтения. Ищи любви, идущей не столько от сердца, сколько от разума, — она-то достойна личности.
291. Подвергать пробе. Немалый ум требуется, чтобы понять чужой ум, — пусть проницательность разумного тут состязается со сдержанностью скрытного. Важнее разбираться в видах и свойствах людей, чем трав и камней. Это одно из самых тонких житейских искусств; металл узнается по звону, человек — по слову. Порядочность обнаруживается в речах, но куда вернее — в делах. Тут надобны внимание преострое, наблюдательность неустанная, тонкая приметливость, трезвое суждение.
292. Пусть человеческая натура возвышается над обязанностями сана, а не наоборот. Как ни высок пост, покажи, что личность выше. У кого велик запас духовного, тот с каждым новым делом сам растет и выказывает все больше достоинств. Дело до края заполнит лишь того, у кого сердце мелко, и в конце концов он потерпит крах и в делах и в репутации. Великий Август гордился тем, что он больше человек, нежели монарх. Для этого надобна высота души и благоразумная уверенность в себе.
293. О зрелости. Она блистает в облике, но еще вернее — в нраве. Вес материальный указывает цену золоту, вес моральный — личности: украшая дарования, он внушает уважение. Осанка человека — фасад души; степенность — не косная ограниченность, как полагает пустомыслие, но спокойная уверенность: в словах наставительна, в делах образцова. Зрелость свойственна лишь человеку во всем смысле слова — насколько он зрел, настолько он личность; выйдя из детства, он обрел важность и авторитет.
294. Умерять себя в суждениях. Всяк судит да рядит, как ему выгодно, и не скупится на доводы в пользу своего суждения. У большинства мнение во власти пристрастия. Два лица столкнутся в противоречии, и каждый полагает, что правда на его стороне, но разум никогда не двуличен. Пусть же разумный в щекотливых случаях хорошенько поразмыслит — и, может статься, оглядка на себя исправит оценку суждения другого. Пусть поставит себя на место противника, пусть поймет его доводы — тогда, быть может, и его не осудит и себя так безоговорочно не оправдает.
261. Не упорствовать в неразумном. Допустив промах, порой из него делают обязательство; начав с ошибки, думают выказать постоянство, продолжая в том же духе. Перед судом своего разума ошибку осуждают, перед людским — оправдывают, и, если в начале неразумной затеи их называли неблагоразумными, то, упорствуя, достойны звания глупцов. Необдуманное обещание, равно как ошибочное решение, не налагает обязательства. Иные, начав с неведения и упорствуя в невежестве, коснеют в неразумии; видать, им хочется быть глупцами последовательными.
262. Забывать — это скорее благодать, чем искусство. Что прежде всего надо бы забыть, о том больше всего вспоминаешь. Память наша и коварна — когда всего нужней, тогда-то изменяет, — и неразумна — является, когда не нужна; в том, что огорчает, удержу не знает, а там, где могла бы порадовать, не старается. Порой лучшее лекарство от беды — забыть о ней, но о лекарстве этом мы забываем. Надобно приучать память стать для нас полезной — ведь одной ее достаточно, чтобы вознести в рай или ввергнуть в ад. Исключение составляют самодовольные — эти в простоте души наслаждаются глупым своим блаженством.
263. Приятные вещи не стремись сделать своей собственностью. Принадлежа другим, они доставляют больше радости, чем если бы были наши. Ценная вещь хороша в первый день для своего хозяина, во все остальные — для других. От чужой двойное удовольствие — наслаждаешься новинкой и не опасаешься за ее сохранность. Чего не имеешь, то заманчивей: чужая вода — сущий нектар. Владеть же вещами — и удовольствия меньше, и огорчений больше, хоть одалживай, хоть не одалживай. Хранишь их только для других и недругов наживаешь куда больше, чем благодарностей.
264. Не имей беспечных дней. Судьба любит сыграть с нами шутку — опрокидывая наши предположения, застать врасплох. Таланту, рассудку, доблести, даже красоте — всем надобно быть настороже: день слепой беспечности будет днем их падения. Но когда осмотрительность всего нужней, тут-то она и изменяет: опрометчивость — ступенька к гибели. А иногда это стратагема — в тебя вселяют беспечность, дабы, захватив врасплох, подвергнуть достоинства испытанию. Известно, сколь опасны дни торжества, но коварство их избегает; зато для испытания нашей доблести избирает день, когда этого меньше всего ждешь.
265. Ставить своим подчиненным задачу. Трудная задача, в пору предложенная, сделала многих личностями — надо тонуть, чтобы научиться плавать. Вот так обнаружили многие доблесть, даже ученость, что, не представься случай, таилась бы погребенная в своей робости. Трудное дело — для репутации испытание: когда благородный видит угрозу своей чести, он один действует за тысячу. Искусством ставить задачу — как и всеми прочими —владела в совершенстве католическая королева Изабелла58, и именно этому политичному ее приему обязан Великий Капитан59 своим именем и многие другие — вечной славой: этим способом она создавала великих людей.
266. Не оказаться плохим от чрезмерного благодушия. Кого ничто не сердит, у того нет сердца, а бесчувственный не может быть личностью. Не всегда это от невозмутимости духа, чаще — от неспособности чувствовать. К месту рассердиться — акт личностный. Птицы узнают чучело, смело садятся на него. Сладкое сочетать с кислым — хороший вкус: одно сладкое — для детей и глупцов. Великая беда — погубить себя этаким бесчувственным благодушием.
267. Шелковые слова, бархатный нрав. Стрелы разят тело, горькие слова — душу. Одна ароматная пастилка — и уста благоухают. Великое искусство на житейском рынке — продавать воздух. Платят чаще всего словами, они совершают невозможное; в высших сферах идет торговля воздухом, и одно дыхание из высочайших уст изрядно вдохновляет. Уста твои да будут полны сахару — подслащать речи, даже на вкус врагов. А верный способ быть любезным — всегда быть невозмутимым.
268. Благоразумный делает вначале то, что неразумный в конце. И тот и другой делают одно и то же — разница лишь в поре: один действует в пору, другой — не в пору. У кого мозги в самом начале навыворот, тот и дальше так живет: на ногах то, чему быть должно на голове, правое — слева, во всем поведении — левша; а всего-то надо было уразуметь сперва. Под конец неразумный сделает поневоле то, что мог бы сделать добровольно, а рассудительный сразу видит, что надо сделать раньше, что позже, и делает это с охотой и со славой.
269. Пользуйся тем, что ты нов; пока ты — новинка, тебя ценят. Новое нравится, оно вносит разнообразие, освежает удовольствие — новенькую посредственность больше ценят, чем привычную знаменитость. Изнашивается и старится даже совершенное; помни, что слава твоя как новинки будет недолга, — день-другой, и восторгам конец. Посему воспользуйся первиной восхищения и в разгаре успеха извлеки все, на что можешь притязать; пыл увлечения пройдет, страсти охладеют, и удовольствие от нового сменится досадой от прискучившего. Поверь, все имело свою пору — и все миновало.
270. Не осуждай один то, что нравится всем. Видно, в этом есть что-то хорошее, раз всем любезно, и, хоть объяснить этого нельзя, все наслаждаются. Необычное суждение неприятно, а коль ошибочно — смешно; оно скорей осрамит недалекий твой ум, нежели предмет; останешься один со своим дурным вкусом. Раз не можешь отыскать хорошее, скрой свое бессилие, не осуждай огулом — дурной вкус обычно плод незнания. Что все говорят, то либо есть, либо должно быть.
271. Во всяком деле, коль знаешь мало, держись проверенного. Хоть умницей не назовут, зато сочтут человеком основательным. Знающему дозволено дерзать и действовать как заблагорассудится, но знать мало и идти на риск — добровольная гибель. Держись правой стороны, общепринятое не подведет. Скудным знаниям — торная дорога. Да и во всех случаях, со знаниями или без оных, благоразумней держаться привычного, нежели необычного.
272. Оказывать добро тому, кто платит учтивостью, — еще больше обязать. Сколько ни просит проситель, великодушный даятель даст больше. Любезность не просто дает, но обязывает, а учтивость отвечает еще большим обязательством. Для человека порядочного нет дороже того, что ему дали даром: как бы дважды дали и за двойную цену — за его достоинства и за учтивость. Правда, для подлеца учтивость — галиматья, язык обхождения любезного ему непонятен.
273. Знать нрав тех, с кем имеешь дело, — чтобы понять их намерения. Зная причину, поймешь следствие, вначале исходя из причины, а только затем — из повода. Меланхолик всегда пророчит злосчастья, а злоречивый — злодеяния; им видится только дурное; неспособные воспринять добро в настоящем, они возвещают зло и в будущем. Страстный говорит на языке, искажающем действительную суть вещей: в нем говорит страсть, не рассудок. Так — каждый: согласно пристрастию либо настроению, но равно далеко от истины. Учись разгадывать выражение лица, по внешним знакам читать душу. Различай: кто всегда смеется — от глупости; кто никогда не смеется — от злости. Избегай любопытного — от легкомыслия, от наглости. Не жди добра от урода, таких обидела сама природа, и, как она их не уважила, так и они ее не уважают. А у красивых — чем больше красивости, тем больше глупости.
274. Быть привлекательным — в том чары политичной учтивости. Пусть твоя любезность служит приманкой скорее для чувств, нежели для выгод, либо для того и другого. Одних достоинств недостаточно, коль не прибегают к приятности, — только она сделает тебя любимым, она — самое действенное орудие владык. Стать общим любимцем — удача, но помочь тебе тут можно и искусством; к великим достоинствам природным лучше прививается и искусственное. Так породишь преданность, а там и всеобщее расположение.
275. Снисходить до обычного, но не до неприличного. Не держись чопорно, брюзгливо — это противно учтивости. Дабы снискать всеобщую благосклонность, лучше убавить церемонность. Иной раз можно пройтись по—простому, но в рамках пристойного, — ведь кого во всеуслышание величают глупцом, того и втайне не почитают благоразумным. За один денек глупого веселья утратишь больше, чем обрел за всю степенно прожитую жизнь. Также не мни себя исключением: вызывающее поведение — неуважение к другим; не дозволяй себе капризы, предоставь их капризному полу; даже капризы духа — достойны смеха. Лучшая роль для мужчины — быть мужчиной; женщина, та может достохвально подражать мужчине, но не наоборот.
276. Обновляй свой нрав с помощью природы и искусства. Говорят, через каждые семь лет меняется характер, пусть даже перемена сказывается в улучшении и изощрении вкуса. В первые семь лет входит в нас разум, пусть же и в дальнейшем, с каждым люстромб0, входит новое совершенство. Примечай эти перемены натуральные, дабы им содействовать, ожидая лучшего и от дальнейших. А ведь многие поведение свое меняют лишь при перемене положения или должности, а в характере это заметным становится уже когда в глаза бросается 276. В двадцать лет он — павлин, в тридцать — лев, в сорок — верблюд, в пятьдесят — змея, в шестьдесят — собака, в семьдесят — обезьяна, в восемьдесят — ничто.
277. Человек, умеющий себя показать. В этом — блеск достоинств. Для каждого из них своя пора: лови случай, не всякий день будет днем торжества. Есть люди блистательные, в которых и малое достоинство сияет, а большое — восхищает. Когда уменье себя показать сочетается с качествами выдающимися — человек слывет чудом. Есть народы, любящие блеск; испанцы в этом превосходят других. Свет дарован всему сотворенному, дабы оно блистало. Уменье себя показать многое восполняет, многое искупает, всему придает второе бытие, особенно когда способности способствуют. Наделяя совершенством, Небо предусмотрело и уменье красоваться — одно без другого было бы несносно. А чтобы показать себя, надобно искусство: даже отличное зависит от обстоятельств и не всегда его отличают; кто не вовремя его явил, терпел крах. Но ни в одном уменье так не опасно напускное, тут оно пагубно, ибо пребывает на грани тщеславия. Красуясь, соблюдай меру, дабы не впасть в пошлость, и помни, что неумеренность в этом благоразумными осуждается. Порою это искусство состоит больше в красноречии немом, в уменье показать некое отличие как бы невзначай; благоразумная сдержанность — наиболее приятный вид похвальбы: отрицая у себя способность, только подстегиваешь любопытство. Очень важно не выказать ее всю в один раз, раскрывать мало-помалу, все больше и глубже. И пусть одна способность служит залогом другой, еще большей, — похвала породит надежду на последующие.
278. Не быть слишком приметным. Только окажись на примете, сами достоинства станут недостатком. А причина в том, что необычное обычно осуждают; единственный одинок, даже необыкновенная красота не на пользу доброй славе: привлекая взоры, стесняет. Тем паче — странности осуждаемые. Но иным лестно прогреметь хоть бы пороками, стараются поразить недостойным, дабы удостоиться бесславной славы. Даже многоученость и та вырождается в болтливую глупость.
279. Не всегда возражать на возражения. Надобно различать, когда противоречат по невежеству, а когда из лукавства, иногда это упрямство, но может быть и хитрость. Итак, остерегайся сам впасть в первое и пасть жертвою второй. Более всего полезна осторожность с соглядатаями: против их отмычки для сердец лучшее средство — оставить в замке изнутри ключик сдержанности.
280. Человек чести. Добрым нравам пришел конец, обязательства не признаются, благодарность встретишь редко; чем усердней служба, тем скудней награда — такая мода пошла повсюду. Есть целые народы, склонные к злонравию: от одних жди вероломства, от других — непостоянства, от третьих — надувательства. Пусть же неверность других служит нам не для подражания, но для осторожности; глядя на этакое неподобство, совратиться может сама праведность. Но муж чести, взирая на других, никогда не забудет, кто он.
281. Одобрение разумных. Холодное «да» мужа выдающегося более лестно, чем похвала толпы, — мякинная отрыжка не больно радует. Мудрые судят с пониманием дела, только их похвала доставляет неисчерпаемую радость. Разумный Антигон61 именовал Зенона театром своей славы, для Платона всю его школу заменял один Аристотель. А иным лишь бы наполнить желудок, пусть и объедками черни. Даже владыки нуждаются в пишущей братии и больше опасаются их перьев, чем дурнушка — кисти живописца.
282. Отсутствие иногда полезно — прибавляет уважения, подымает цену. Присутствие умаляет славу, отсутствие увеличивает; тот, кого в отсутствии почитали львом, показался — и жалким порожденьем горы оказался. Достоинства вблизи блекнут — окружающим видна кора наружного, а не сердцевина духа. Воображение быстрей зрения, и очарование, что обычно через слух входит, через глаза выходит. Кто в зените славы скроется с глаз, тот ее сохранит. Даже феникс исчезает, дабы пуще заблистать: разжигая желание, освежить почитание.
283. Благоразумно изобретательный. Ума палата, да много ли толку в уме без толики безумия? Изобретательность — у талантливых; отбор — у благоразумных. Изобретательность — тоже дар, даже более редкий; отбирать удачно удавалось многим, изобретать удачно — немногим: тем, кто были первыми и по одаренности и по времени. Новое всем любезно, а коль еще удачно, вдвойне отлично. В суждениях новизна опасна, ибо приводит к оригинальничанью, а в творениях таланта — похвальна. Но и в первом и во втором случае, ежели удачна, — ее ждет восхищение.
284. Не будь назойлив — не хлебнешь позора. Уважай себя, дабы тебя уважали. На то, чтоб себя показать, будь лучше скуп, чем расточителен: приходи туда, где желанен, где тебя радушно встретят; не приходи, пока не просят, и уходи до того, как попросят. Кто за одного себя хлопочет, в случае неудачи всю брань тоже один схлопочет, а добьется удачи, благодарности не получит. Назойливый — постоянная мишень для поношений; как сам он втирается без стыда, так и его выпроваживают без стеснения.
285. Не губить себя из-за чужого злополучья. Гляди, кто тонет в болоте, и помни — туда же потянет и тебя, дабы вместе утешаться в общей беде. Такие ищут, кто бы помог им снести злосчастье, — кому они в дни преуспеяния подставляли спину, к тому теперь простирают руки. С утопающими надобна сугубая осторожность — дабы и его спасти и самому не утонуть.
286. Не давай себя опутывать обязательствами всем и каждому — станешь рабом, притом всеобщим. Одни родились более счастливыми, чем другие, — этим назначено благодетельствовать, другим — принимать благодеяния. Всех даров дороже свобода, и ее всего легче потерять. Лучше пусть от тебя зависят многие, нежели тебе зависеть от одного. У власти лишь одно преимущество — что позволяет творить добро многим. Главное, не почитай за милость то, к чему тебя вынудили, — чаще всего это обязательство, подстроенное коварством, дабы тебя опутать.
287. Никогда не действовать в пылу страсти — все сделаешь не так. Кто не в себе, тот и не отвечает за себя, страсть изгоняет разум. Пусть тогда его заменит благоразумный бесстрастный посредник: зрители видят больше, нежели игрок, они не горячатся. Как почувствуешь, что не в себе, пусть благоразумие бьет отбой, дабы не возгорелась кровь, — иначе поступок будет кровавым, и в один час натворишь такого, что на много дней хватит: тебе каяться, людям осуждать.
288. Применяться к обстоятельствам. В правлении, в суждении — все должно быть к месту; хотеть, когда можешь; должный час и пора никого не ждут. В действиях не следуй рутине, разве что в том, что согласно с добродетелью, а в желаниях никогда не зарекайся — может, завтра случится той воды напиться, на которую нынче и глядеть не хочется. Есть глупцы до нелепого требовательные — они хотели бы, чтобы обстоятельства применялись к их причуде, а не наоборот. Но разумный знает, что суть благоразумия — сообразоваться с обстоятельствами.
289. Самое пагубное для репутации человека — показать, что он всего лишь человек; в тот день, когда все убедятся в слабости его человеческой, конец всему божественному. Смертный враг доброй славы — легкомыслие. Как муж рассудительный больше, чем просто человек, так легкомысленный — недочеловек. Ни один порок так не подрывает доверие — ведь легкомыслие исключает серьезность. Легкомысленному не быть основательным, тем паче когда уже немолод и давно бы пора взяться за ум. И хотя порок этот — один из самых распространенных, он особенно достоин презрения.
290. Блажен, кто снискал и уважение и любовь. Дабы почитали, надо, чтобы не слишком горячо любили. Любовь дерзостнее ненависти; нежность и почтение плохо уживаются. Так что лучше не внушать ни великого страха, ни великой любви. Любовь ведет к панибратству, и чем его больше, тем меньше почтения. Ищи любви, идущей не столько от сердца, сколько от разума, — она-то достойна личности.
291. Подвергать пробе. Немалый ум требуется, чтобы понять чужой ум, — пусть проницательность разумного тут состязается со сдержанностью скрытного. Важнее разбираться в видах и свойствах людей, чем трав и камней. Это одно из самых тонких житейских искусств; металл узнается по звону, человек — по слову. Порядочность обнаруживается в речах, но куда вернее — в делах. Тут надобны внимание преострое, наблюдательность неустанная, тонкая приметливость, трезвое суждение.
292. Пусть человеческая натура возвышается над обязанностями сана, а не наоборот. Как ни высок пост, покажи, что личность выше. У кого велик запас духовного, тот с каждым новым делом сам растет и выказывает все больше достоинств. Дело до края заполнит лишь того, у кого сердце мелко, и в конце концов он потерпит крах и в делах и в репутации. Великий Август гордился тем, что он больше человек, нежели монарх. Для этого надобна высота души и благоразумная уверенность в себе.
293. О зрелости. Она блистает в облике, но еще вернее — в нраве. Вес материальный указывает цену золоту, вес моральный — личности: украшая дарования, он внушает уважение. Осанка человека — фасад души; степенность — не косная ограниченность, как полагает пустомыслие, но спокойная уверенность: в словах наставительна, в делах образцова. Зрелость свойственна лишь человеку во всем смысле слова — насколько он зрел, настолько он личность; выйдя из детства, он обрел важность и авторитет.
294. Умерять себя в суждениях. Всяк судит да рядит, как ему выгодно, и не скупится на доводы в пользу своего суждения. У большинства мнение во власти пристрастия. Два лица столкнутся в противоречии, и каждый полагает, что правда на его стороне, но разум никогда не двуличен. Пусть же разумный в щекотливых случаях хорошенько поразмыслит — и, может статься, оглядка на себя исправит оценку суждения другого. Пусть поставит себя на место противника, пусть поймет его доводы — тогда, быть может, и его не осудит и себя так безоговорочно не оправдает.
Сообщение отредактировал Klesk: 12.08.2018, 17:58:52