Войти
Регистрация
Тема закрыта
По всему Туркестану, по Семиречью, по всей Сибири, по всей необъятной России широкой сетью раскинута казенная почтовая гоньба. Эта почта сдается с торгов по участкам вольным предпринимателям. Кто берет себе несколько перегонов — так кабул-сайский хозяин держал почту на два перегона дальше Чимкента, кто берет и только одну станцию, кто две, три. Каждый хозяин сообразно с числом станций держит определенное положением число лошадей, почтовых телег и ямщиков. Расстояние между станциями около двадцати верст. Но, конечно, есть перегоны и больше, есть и меньше. На пути, который я проехал, самый большой перегон был 35 верст, самый малый всего восемь. В сухое время года двадцативерстный перегон делают обыкновенно в один час. На каждом перегоне перепрягают лошадей, а при перемене хозяина меняют и телеги, почта перекладывается в повозки нового хозяина, отчего и езда носит название «на перекладных». Там, где меняют только лошадей, задержка очень маленькая — 5 — 10 минут, здесь перепрягают быстро и — «Айда, пошел!». Там, где приходится менять телеги, там почта задерживается на полчаса и больше, пока не перебросят все тяжелые почтовые баулы.
Вместе со смотрителем прошел я в помещение станции, расписался в книге для проезжающих, внес прогонные деньги, получил квитанцию, казалось бы — запрягать и ехать. Но смотритель и не думал посылать на железнодорожную станцию за нашими вещами, приказывать запрягать коляску. Он пошел «на день глядя» укладываться спать.
Я пошел к нему. Он уже лежал на грязном диване.
— Когда же вы дадите мне лошадей? — спросил я.
— Когда будут — тогда и дам. Нет сейчас лошадей.
— Как нет? Я сам видел семь троек у вас стоит.
— Это для почты, и я их никому не могу дать. Хоть сам губернатор проси — и ему не могу отпустить. Вот придет почта из Ташкента, тогда поглядим, на скольких тройках, если останутся лошади — ну тогда и подам. А нет — придется вам обождать.
<...>
Часов около одиннадцати ночи я вышел на крыльцо. Было томительно тихо. Вдруг вдали народился смутный волнующий шум. Он быстро приближался. Звенели колокольцы, бормотали бубенцы, слышался быстрый топот многих скачущих лошадей и грохот колес.
Смотритель вышел со станции. В облаках пыли, в лунном блистании показались силуэты несущихся троек. Еще издали крикнул смотритель:
— На скольких?
Из серебряных облаков бравый голос ответил:
— На шасти!
— Ну вот, — обратился ко мне смотритель, — ваше счастье, почту снаряжу и вам подавать буду.
Сонная станция ожила. Откуда-то, точно из-под земли, появились киргизы-конюхи. Они выкатывали со двора телеги, вели лошадей, тащили тяжелые дуги. Быстро, со звоном, подлетели тройки... С них на ходу соскакивали почтальоны в черных азямах, с шашками на боку Они вбегали на станцию, усаживались в комнате смотрителя и пили бледный горячий чай. Тем временем киргизы-ямщики бесцеремонно перебрасывали громадные, тяжелые кожаные баулы, застегнутые металлическими застежками с замками, с одних телег на другие. Баулы с треском падали на дно телег, и гора их росла все выше и выше. Лошади звенели колокольцами, перед ними стояли киргизы-ямщики, сдерживая их. Все это в лунном свете казалось диким и фантастическим.
— Готовы, что ль? — крикнул с крыльца смотритель.
— Готовы, — ответили от троек.
— Пошел! — крикнул смотритель.
Дрогнули и залились «малиновым звоном» бубенцы, отпрянули в сторону киргизы, тройки сорвались и, как бешеные, понеслись, покатились, исчезая во мгле.
Сообщение отредактировал FL1: 04.06.2009, 22:25:16
Наверх
