Гм , готовя лекцию об облике Христа в живописи Возрождения нашла вот что -
М. Ямпольский о Сокурове:
Отцы церкви пришли к выводу, что Бог даровал человеку лишь подобие: образ человек должен был обрести в последующем.
Грехопадение считалось моментом утраты подобия, а крещение — моментом его восстановления. Образ же, с которым было обещано сходство, так и остался недостижимым. Теология считает, что образ этот будет обретен лишь в момент всеобщего преображения в момент воскрешения мертвых. Только Христос, второй Адам, сам отмеченный абсолютным сходством, может вернуть человеку и подобие, и образ. Именно тогда человек совпадет с образом Бога и достигнет обещанного абсолютного сходства, намек на которое дают только иконные образы. Сейчас же он пребывает в состоянии несходства, неподобия, того, что в Средние века было принято называть regio dissimilitudinis. Человеческое, то есть смертное, выражает себя прежде всего в несходстве черт, в утрате человеком образа Творца. Человек — неподобное существо, лицо которого отмечено стиранием внятности образа.
Человек, утратив подобие, стал актером, носителем масок, в которых сходство и несходство сплетены воедино. Маска маскирует смертность человека, череп, спрятанный в лице. У Сокурова неясность черт часто ассоциируется с близостью смерти, которая как будто нарушает четкую масочность физиогномического образа. В «Круге втором» герой напряжено всматривается в черты лица умершего отца, в которых сходство постепенно исчезает.
Но если человек — воплощение несходства, то все разговоры о человечестве, человеческой природе как некой всеобщности оказываются теологическими фантазиями.Человек, в отличие от животных, имеет лицо, область выражения сходства и различия. От того, что мы видим на этом лице, меняются и представления о человеческой природе в целом. Жорж Батай, бесконечно возвращавшийся к проблематике сходства, считал, что человечество окончательно утратило свою всеобщность к началу XX века, опустившись в пучину бесформенной монструозности. Он, в частности, писал о трансформации «архитектуры» тела человека по отношению к животному. У человека, согласно Батаю, рот не является, как у животного, «корабельным носом», устремленным к пище. Из-за вертикального положения человека «корабельный нос» телесной архитектуры становится бессмысленным темечком, рот сползает вниз — и появляется лицо, экран физиогномического сходства и различия. Но, считал Батай, в момент страданий, боли человек инстинктивно закидывает голову назад, возвращая рот туда, где он был у животных. Лицо закидывается вверх и исчезает, обнаруживается длинная, вытянутая шея, и человек окончательно утрачивает всякие признаки подобия. Ман Рей запечатлел эту странную позу в своей «Анатомии». Но это же задранное кверху лицо так поразительно в «Мертвом Христе» Гольбейна, который произвел глубокое впечатление на Достоевского и которого копировал Эйзенштейн в сцене болезни и смерти Ивана Грозного.
В приложении к Христу этот жест, стирающий подобие, кажется особенно драматичным.