Войти
Регистрация
0
обратите внимание на года написания. страну, где существовала <такая> поэзия. одним словом, контекст.
для меня это совершенный сюр.
Леонид Аронзон
***
Не пустой, не совсем пустой магазин цветов, стены которого длинные зеркала.
Одинокая пара, одинокая пара, одинокая пара выбирает цветы: цикламены,
гвоздики (я не помню, какие вы любите, но и те) — где розы мои? где фиалки
мои? где светлоокий месяц мой? — вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий
месяц твой... где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий месяц мой? — вот
розы твои. Вот фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой.
Из дверей магазина цветов выходят люди с гвоздиками, цикламенами (я не
помню, какие вы любите, но и с теми). (Можно для верности заглянуть через
стекло витрины вглубь помещения, где всё еще бродит одна-единственная
пара, выбирая цветы). Люди выходят из дверей магазина и смешиваются с
общей толпой: где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий месяц мой? —
вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой.
Идут люди. Приближаются, размываются внефокусом, проходят. Идут люди.
Приближаются, размываются внефокусом, проходят. Стоп. Один из них. Улица
снялась со стоп-кадра, но внимание не на всей толпе, а только на том
человеке, который был замечен. Следим, следим и... отпускаем. Новый заход с
прежней точки — провожается другой человек. Затем еще один. Еще один.
Звуковой фон — гомон многолюдного места: шарканье, шуршанье, обрывки
речи. (Можно быстро приблизиться к какой-либо беседующей паре или группе,
услышать, о чем они говорят, и — забыть о них. Можно услышать диалог в том
виде, в каком он происходит, а можно и пустить его на большой скорости, чтобы
люди заговорили по-птичьи. Можно всем говорящим вместо их внешнего
диалога подложить истинный: где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий
месяц мой? — вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой,— так
что все будут произносить только эти стихи.)
Жуткий звук. Он — и всё замерло. Медленно, рывками (через частые стоп-
кадры) поворачиваются лица: на тротуаре человек лежит. (Это может быть
истинный случай, но и не исключена провокация.) Суета вокруг лежащего,
данная синхронно, как и всё, что будет происходить в фильме.
(Лето 1969)
ПОСЛАНИЕ В ЛЕЧЕБНИЦУ
В пасмурном парке рисуй на песке мое имя, как при свече,
и доживи до лета, чтобы сплетать венки, которые унесет ручей.
Вот он петляет вдоль мелколесья, рисуя имя мое на песке,
словно высохшей веткой, которую ты держишь сейчас в руке.
Высока здесь трава, и лежат зеркалами спокойных небыстрых небес
голубые озера, качая удвоенный лес,
и вибрируют сонно папиросные крылья стрекоз голубых,
ты идешь вдоль ручья и роняешь цветы, смотришь радужных рыб.
Медоносны цветы, и ручей пишет имя моё,
образуя ландшафты: то мелкую заводь, то плёс,
Да, мы здесь пролежим, сквозь меня прорастает, ты слышишь, трава,
я, пришитый к земле, вижу сонных стрекоз, слышу только слова:
может быть, что лесничество тусклых озёр нашей жизни итог:
стрекотанье стрекоз, самолёт, тихий плёс и сплетенье цветов,
то пространство души, на котором холмы и озёра, вот кони бегут,
и кончается лес, и роняя цветы, ты идешь вдоль ручья по сырому песку,
вслед тебе дуют флейты, рой бабочек, жизнь тебе вслед,
провожая тебя, всё зовут, ты идешь вдоль ручья, никого с тобой нет,
ровный свет надо всем, молодой от соседних озёр,
будто там вдалеке, из осеннего неба построен высокий и светлый собор,
если нет его там, то скажи, ради Бога, зачем
мое имя, как ты, мелколесьем пятляя, рисует случайный, небыстрый и мутный ручей,
и читает его пролетающий мимо озёр в знойный день самолет.
Может быть, что ручей - не ручей, только имя моё.
Так смотри на траву, по утрам, когда тянется медленный пар,
рядом свет фонарей, зданий свет, и вокруг твой безлиственный парк,
где ты высохшей веткой рисуешь случайный, небыстрый и мутный ручей,
что уносит венки медоносных цветов, и сидят на плече
мотыльки камыша, и полно здесь стрекоз голубых,
ты идешь вдоль воды и роняешь цветы, смотришь радужных рыб,
и срывается с нотных листов от руки мной набросанный дождь,
ты рисуешь ручей, вдоль которого после идёшь и идешь.
апрель, 1964
для меня это совершенный сюр.
Леонид Аронзон
***
Не пустой, не совсем пустой магазин цветов, стены которого длинные зеркала.
Одинокая пара, одинокая пара, одинокая пара выбирает цветы: цикламены,
гвоздики (я не помню, какие вы любите, но и те) — где розы мои? где фиалки
мои? где светлоокий месяц мой? — вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий
месяц твой... где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий месяц мой? — вот
розы твои. Вот фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой.
Из дверей магазина цветов выходят люди с гвоздиками, цикламенами (я не
помню, какие вы любите, но и с теми). (Можно для верности заглянуть через
стекло витрины вглубь помещения, где всё еще бродит одна-единственная
пара, выбирая цветы). Люди выходят из дверей магазина и смешиваются с
общей толпой: где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий месяц мой? —
вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой.
Идут люди. Приближаются, размываются внефокусом, проходят. Идут люди.
Приближаются, размываются внефокусом, проходят. Стоп. Один из них. Улица
снялась со стоп-кадра, но внимание не на всей толпе, а только на том
человеке, который был замечен. Следим, следим и... отпускаем. Новый заход с
прежней точки — провожается другой человек. Затем еще один. Еще один.
Звуковой фон — гомон многолюдного места: шарканье, шуршанье, обрывки
речи. (Можно быстро приблизиться к какой-либо беседующей паре или группе,
услышать, о чем они говорят, и — забыть о них. Можно услышать диалог в том
виде, в каком он происходит, а можно и пустить его на большой скорости, чтобы
люди заговорили по-птичьи. Можно всем говорящим вместо их внешнего
диалога подложить истинный: где розы мои? где фиалки мои? где светлоокий
месяц мой? — вот розы твои. Фиалки твои. Вот светлоокий месяц твой,— так
что все будут произносить только эти стихи.)
Жуткий звук. Он — и всё замерло. Медленно, рывками (через частые стоп-
кадры) поворачиваются лица: на тротуаре человек лежит. (Это может быть
истинный случай, но и не исключена провокация.) Суета вокруг лежащего,
данная синхронно, как и всё, что будет происходить в фильме.
(Лето 1969)
ПОСЛАНИЕ В ЛЕЧЕБНИЦУ
В пасмурном парке рисуй на песке мое имя, как при свече,
и доживи до лета, чтобы сплетать венки, которые унесет ручей.
Вот он петляет вдоль мелколесья, рисуя имя мое на песке,
словно высохшей веткой, которую ты держишь сейчас в руке.
Высока здесь трава, и лежат зеркалами спокойных небыстрых небес
голубые озера, качая удвоенный лес,
и вибрируют сонно папиросные крылья стрекоз голубых,
ты идешь вдоль ручья и роняешь цветы, смотришь радужных рыб.
Медоносны цветы, и ручей пишет имя моё,
образуя ландшафты: то мелкую заводь, то плёс,
Да, мы здесь пролежим, сквозь меня прорастает, ты слышишь, трава,
я, пришитый к земле, вижу сонных стрекоз, слышу только слова:
может быть, что лесничество тусклых озёр нашей жизни итог:
стрекотанье стрекоз, самолёт, тихий плёс и сплетенье цветов,
то пространство души, на котором холмы и озёра, вот кони бегут,
и кончается лес, и роняя цветы, ты идешь вдоль ручья по сырому песку,
вслед тебе дуют флейты, рой бабочек, жизнь тебе вслед,
провожая тебя, всё зовут, ты идешь вдоль ручья, никого с тобой нет,
ровный свет надо всем, молодой от соседних озёр,
будто там вдалеке, из осеннего неба построен высокий и светлый собор,
если нет его там, то скажи, ради Бога, зачем
мое имя, как ты, мелколесьем пятляя, рисует случайный, небыстрый и мутный ручей,
и читает его пролетающий мимо озёр в знойный день самолет.
Может быть, что ручей - не ручей, только имя моё.
Так смотри на траву, по утрам, когда тянется медленный пар,
рядом свет фонарей, зданий свет, и вокруг твой безлиственный парк,
где ты высохшей веткой рисуешь случайный, небыстрый и мутный ручей,
что уносит венки медоносных цветов, и сидят на плече
мотыльки камыша, и полно здесь стрекоз голубых,
ты идешь вдоль воды и роняешь цветы, смотришь радужных рыб,
и срывается с нотных листов от руки мной набросанный дождь,
ты рисуешь ручей, вдоль которого после идёшь и идешь.
апрель, 1964
