Холодный март 22 -го,
Идёт война, но это слово.
Что держит в страхе целый мир.
Не говорят в РФ в эфир.
Дома горят и танки в парках.
И БТР на заправках,
И бледных беженцев волна.
"Но утверждать нельзя: Война"
В траншеях трупы штабелями.
Могилы братские холмами.
Без глаз квартиры. Дети в клочья.
Читаю: "Нас бомбят и ночью".
И брошен пёс, и рыбы сдохли.
Коты в подвале, но оглохли.
А мать солдата в Волгограде.
Его хоронит "при параде".
В полях посеянные мины,
Под смех и пот, под вой и гимны,
Ждут стейков с кровью с пылу жару
С дымком, в консервах - автокарах.
И ненависть, как чувство года
В подбитом юноше у дота.
Она в патроне, слове, бомбе.
Открытом и железном гробе.
Кровавый март 22- го.
Война. Мы знаем ее лого.
И слоганы и "добрость" планов.
Весь мир "спасающих" тиранов.
Идёт война, но это слово.
Что держит в страхе целый мир.
Не говорят в РФ в эфир.
Дома горят и танки в парках.
И БТР на заправках,
И бледных беженцев волна.
"Но утверждать нельзя: Война"
В траншеях трупы штабелями.
Могилы братские холмами.
Без глаз квартиры. Дети в клочья.
Читаю: "Нас бомбят и ночью".
И брошен пёс, и рыбы сдохли.
Коты в подвале, но оглохли.
А мать солдата в Волгограде.
Его хоронит "при параде".
В полях посеянные мины,
Под смех и пот, под вой и гимны,
Ждут стейков с кровью с пылу жару
С дымком, в консервах - автокарах.
И ненависть, как чувство года
В подбитом юноше у дота.
Она в патроне, слове, бомбе.
Открытом и железном гробе.
Кровавый март 22- го.
Война. Мы знаем ее лого.
И слоганы и "добрость" планов.
Весь мир "спасающих" тиранов.