Войти
Регистрация
1
Я ребёнок, который забился в угол,
Испугал его стол и от рюмок тени,
За окном рык и хрип слепого мула,
Это день для него и час - последний.
"Ты ведь помнишь молитвы" - из сердца голос,-
"У тебя кулаки есть и слово - сабля
Не в лесу ведь, не в яме, где жидкий хворост,
Оплетает колени и жжёт корнями."
"Ты не бойся медведя, волков не бойся",
- Шепчет глухо мне эго и монотонно, -
"Если встретишь вдруг мертвых, плащом укройся.
Пусть бредут они мимо, толпой спокойно."
"Лишь живые опасны. Их злоба, жадность.
И способность спалить город ради взгляда,
На ангары с парчой, с золотом палаты,
И возможность коснуться чужого клада."
Я чужого не брал никогда. Моё же...
Только небо над душным саманным градом.
Он - моя колыбель, и в больнице ложе.
Где бинты мазью бурой медсестры мажут.
Я ребёнок, который забился в угол,
Охраняя его, как стену Плача.
Бастион, что остался от жизни лучшей.
Где слова, как написаны, то и значат.
Испугал его стол и от рюмок тени,
За окном рык и хрип слепого мула,
Это день для него и час - последний.
"Ты ведь помнишь молитвы" - из сердца голос,-
"У тебя кулаки есть и слово - сабля
Не в лесу ведь, не в яме, где жидкий хворост,
Оплетает колени и жжёт корнями."
"Ты не бойся медведя, волков не бойся",
- Шепчет глухо мне эго и монотонно, -
"Если встретишь вдруг мертвых, плащом укройся.
Пусть бредут они мимо, толпой спокойно."
"Лишь живые опасны. Их злоба, жадность.
И способность спалить город ради взгляда,
На ангары с парчой, с золотом палаты,
И возможность коснуться чужого клада."
Я чужого не брал никогда. Моё же...
Только небо над душным саманным градом.
Он - моя колыбель, и в больнице ложе.
Где бинты мазью бурой медсестры мажут.
Я ребёнок, который забился в угол,
Охраняя его, как стену Плача.
Бастион, что остался от жизни лучшей.
Где слова, как написаны, то и значат.
