Я вдруг понял, что меня никогда не любили.
Ни мужчины, ни женщины, ни мать при рождении.
Эта жизнь отвергала меня и лоном, и кожей,
Я в прихожей топтался: " Тетя, дайте хоть пенни".
Я вдруг понял, что все эти животные ночи.
Пот вишневый и взбитое пяткой масло кокоса.
Было лишь репетицией перед тем, что "ах, очень".
Только всё не со мной, а для тонких, курносых.
На канатах из " просрано" и на форточке Бога,
Я бы вздернулся, но лечь придется в болота,
Нелюбимый и нищий, не понявший урока,
Истеричный холерик с булемия - икотой.
Я вдруг понял, что меня никогда не любили,
Моя роль быть подносом, на котором халва.
Но его переплавят на консервные банки и гири.
Может ты мне ответишь взаимностью, в мае Нева?