Даже если бы во всех поездах провинции -
Вокруг меня душный, масляный патронташ,
И во всех самолётах мира, что над Стамбулом и Ниццей,
В марте взяли в заложники "Вэлком абордаж".
Я не могу дать зарок, что кадык не стучал бы,
О желейные бёдра. Не крошился о пульс.
И дыхание не превратилось в вскипевшую граппу.
Когда стюард по дулом сказал: "Другой курс".
Но теперь точно знаю, не святые писания,
Не экзамены в школе, не приём в институт.
Не они и не первый секс вспоминаются,
Когда рвотой по стенам секунды ползут.
Чувство, когда отправился в путь рано, без кофе,
И часов шесть дороги: нервы, жуткий гастрит.
Раздражает запах бензина и свой, но вдруг море,
Тонкой синей полоской на горизонте. Блестит.
И авто на обочину. Носки, обувь в сторону.
Жёлтый мелкий песок с муравьями, травой.
И хочется... снять всё абсолютно. И трезво-голыми.
В андрогинные волны , что любят тебя ни за что.
Вокруг меня душный, масляный патронташ,
И во всех самолётах мира, что над Стамбулом и Ниццей,
В марте взяли в заложники "Вэлком абордаж".
Я не могу дать зарок, что кадык не стучал бы,
О желейные бёдра. Не крошился о пульс.
И дыхание не превратилось в вскипевшую граппу.
Когда стюард по дулом сказал: "Другой курс".
Но теперь точно знаю, не святые писания,
Не экзамены в школе, не приём в институт.
Не они и не первый секс вспоминаются,
Когда рвотой по стенам секунды ползут.
Чувство, когда отправился в путь рано, без кофе,
И часов шесть дороги: нервы, жуткий гастрит.
Раздражает запах бензина и свой, но вдруг море,
Тонкой синей полоской на горизонте. Блестит.
И авто на обочину. Носки, обувь в сторону.
Жёлтый мелкий песок с муравьями, травой.
И хочется... снять всё абсолютно. И трезво-голыми.
В андрогинные волны , что любят тебя ни за что.
Браво!