Не год, а Чикатило.
И ладно б в сердце выстрел - один и точный.
Он в январе, вы помните, почти был милым.
И обещал: взаимность, нежность, стабильность, прочность.
Не год, а Чикатило.
Крюком за горло и в подвал. Садист - тюремщик.
Наружу лёгкие, счета, как струны жилы.
А он и рад, секирой в фарш мужчин и женщин.
Не год, а Чикатило.
Вцепился. Пахнет калом, нищетой и мертвой плотью.
Он вырвал нервы из зубов, все деньги, силы.
Он для одних развод, другим - ковид и с корью.
Не год, а Чикатило.
И позвонки ему как бусы, словно жемчуг.
Он всё испробовал: ток, яды, пламя, вилы.
Больной урод, что сам себе противоречит.
Не год, а Чикатило.
Чумной, лишившийся рассудка бывший доктор.
Он в январе, вы помните, почти был милым.
Я у него в заложниках теперь. Я и весь город.
И ладно б в сердце выстрел - один и точный.
Он в январе, вы помните, почти был милым.
И обещал: взаимность, нежность, стабильность, прочность.
Не год, а Чикатило.
Крюком за горло и в подвал. Садист - тюремщик.
Наружу лёгкие, счета, как струны жилы.
А он и рад, секирой в фарш мужчин и женщин.
Не год, а Чикатило.
Вцепился. Пахнет калом, нищетой и мертвой плотью.
Он вырвал нервы из зубов, все деньги, силы.
Он для одних развод, другим - ковид и с корью.
Не год, а Чикатило.
И позвонки ему как бусы, словно жемчуг.
Он всё испробовал: ток, яды, пламя, вилы.
Больной урод, что сам себе противоречит.
Не год, а Чикатило.
Чумной, лишившийся рассудка бывший доктор.
Он в январе, вы помните, почти был милым.
Я у него в заложниках теперь. Я и весь город.