И она не любила меня, но бесспорно жалела.
Как обожравшегося зелёнки дебила,
Что только вчера вышел из вегетативного плена,
И завтра - в кататонический ступор, до окончания мира.
И я был готов пускать круглосуточно слюни,
Нести околесицу и со всем кивком соглашаться.
Крутиться волчком на цементе до искр и до дури.
Всё лишь бы, хоть изредка с ней тет-а- тет оставаться.
Я с кактусом спал. Ел сою и пил санитайзер.
Она умилялась: " Эх, надо же, встретила дегенерата",
Она уходила и я снова в книги: Карнеги и Драйзер.
Камю, Мураками и в том Мандельштама.
Не знаю, любил ли её? По своему, тихо.
Нуга из орехов и нежности. Взбитая печень.
Фантазия, страсть, обожание и в дыму ежевика.
И хумус по русски из карантинной просроченный гречки.
Как обожравшегося зелёнки дебила,
Что только вчера вышел из вегетативного плена,
И завтра - в кататонический ступор, до окончания мира.
И я был готов пускать круглосуточно слюни,
Нести околесицу и со всем кивком соглашаться.
Крутиться волчком на цементе до искр и до дури.
Всё лишь бы, хоть изредка с ней тет-а- тет оставаться.
Я с кактусом спал. Ел сою и пил санитайзер.
Она умилялась: " Эх, надо же, встретила дегенерата",
Она уходила и я снова в книги: Карнеги и Драйзер.
Камю, Мураками и в том Мандельштама.
Не знаю, любил ли её? По своему, тихо.
Нуга из орехов и нежности. Взбитая печень.
Фантазия, страсть, обожание и в дыму ежевика.
И хумус по русски из карантинной просроченный гречки.