Мои Эвересты - почти эшафоты.
И горные пики, и далёкие цели.
Залакированным гештальтом до рвоты.
Меня пополам на : "верю, не верю".
У грифов, орлов диет нет, приятель.
Я им, как НЗ на месяц и больше.
За мной не придет ни молдо, ни спасатель.
Ни менеджер водки поддельной из Польши.
Из всех многочисленных гостей, что остались.
Я на Эвересте - всех китообразней.
Но вряд ли заметней, всех тех кто добрались.
До самого пика. И вряд ли прекрасней.
Мои Эвересты - моё дно и небо.
А я между ними - боксерская груша.
Её вновь мотает и словом, и ветром,
И бьют обстоятельства наотмашь и душат.
И кожа в тесёмки, и планы в воронку,
А дальше по всем городским ржавым трубам.
Мои Эвересты - порвут перепонки.
И выбьют всю спесь, надежду и зубы.
За смелость: желать, добиваться, быть бытом.
И праздником майским с шампанским, чиз-кейком.
Мои Эвересты - умыты, побриты,
И ходят легко в натуральном и белом.
И горные пики, и далёкие цели.
Залакированным гештальтом до рвоты.
Меня пополам на : "верю, не верю".
У грифов, орлов диет нет, приятель.
Я им, как НЗ на месяц и больше.
За мной не придет ни молдо, ни спасатель.
Ни менеджер водки поддельной из Польши.
Из всех многочисленных гостей, что остались.
Я на Эвересте - всех китообразней.
Но вряд ли заметней, всех тех кто добрались.
До самого пика. И вряд ли прекрасней.
Мои Эвересты - моё дно и небо.
А я между ними - боксерская груша.
Её вновь мотает и словом, и ветром,
И бьют обстоятельства наотмашь и душат.
И кожа в тесёмки, и планы в воронку,
А дальше по всем городским ржавым трубам.
Мои Эвересты - порвут перепонки.
И выбьют всю спесь, надежду и зубы.
За смелость: желать, добиваться, быть бытом.
И праздником майским с шампанским, чиз-кейком.
Мои Эвересты - умыты, побриты,
И ходят легко в натуральном и белом.