Когда мои чувства царапали тебе нёбо,
острым хищным шпилем древнего собора.
Я срубила его топором. И сделала бы это снова.
Все остатки в пыль и туда фуд-корты.
Когда мои желания жгли тебе фаланги пальцев и плечи.
Ты сжимала их нервно. Нет не морзе, чечетка.
Я закрыла все ТЭЦ, замуровала ЛЭП, уничтожила свечи.
Отправила на переработку медную проводку.
Когда моя дружба, показалась тебе бисквитом с джемом.
Слишком приторным, жирным. Бесформенной массой.
Я заменила сахар на стевию, мучное на мемы.
И записалась на понедельник, среду, четверг в спорт.классы.
Когда мой голос ты сравнила с индейским тру-барабаном.
Слишком буйный и громкий. Натянутая бычья кожа.
Я взяла себя в горсть и убрала громкость до упора.
Ни романсов, ни опер, ни виолончели, ни горна.
А потом у нас разошлись некстати сердечные ритмы.
Моё вечно падало вверх, твоё западное без перепадов.
И я поняла - что заяц в тире. Картонный, сбитый.
Но мне бы в поле, в лес, бегом и к водопадам.
острым хищным шпилем древнего собора.
Я срубила его топором. И сделала бы это снова.
Все остатки в пыль и туда фуд-корты.
Когда мои желания жгли тебе фаланги пальцев и плечи.
Ты сжимала их нервно. Нет не морзе, чечетка.
Я закрыла все ТЭЦ, замуровала ЛЭП, уничтожила свечи.
Отправила на переработку медную проводку.
Когда моя дружба, показалась тебе бисквитом с джемом.
Слишком приторным, жирным. Бесформенной массой.
Я заменила сахар на стевию, мучное на мемы.
И записалась на понедельник, среду, четверг в спорт.классы.
Когда мой голос ты сравнила с индейским тру-барабаном.
Слишком буйный и громкий. Натянутая бычья кожа.
Я взяла себя в горсть и убрала громкость до упора.
Ни романсов, ни опер, ни виолончели, ни горна.
А потом у нас разошлись некстати сердечные ритмы.
Моё вечно падало вверх, твоё западное без перепадов.
И я поняла - что заяц в тире. Картонный, сбитый.
Но мне бы в поле, в лес, бегом и к водопадам.