кахуна

И даже моё белое сдобное тело,
На ложе из мёртвых питерских желудей,
И всех клопов хостельных и парадных - сопрело,
И год за десять экстренно стало стареть.

А седина моя цвета - февральская плесень,
Что из парадных рвётся в горло и в глубь.
Там встретив ржавчину в стертых суставах, сипела:
"Не вас ль, невинной прозвал Сологуб?"