Войти
Регистрация
0
Часть 1
Он стоял, хлопал чистыми светлыми огромными глазами-окнами и радовался. Радовался солнышку на небе, голубому небу, легкому весеннему ветерку, маленьким деревцам с неприлично набухшими почками, которые вот-вот лопнут под напором молодой листвы. Он любовался новеньким свежевыкрашенным беседкам и турникам вокруг. Радостно глядел на качели, грибы-песочницы и непонятные фигурки непонятных животных.
Вокруг него были люди. Большие и маленькие. Особенно ему нравились маленькие. Такие разные, они любопытно заглядывали в его окна-глаза с родительских рук, лазили по турникам, трогали маленькими руками его стены. Их прикосновения были смешными и щекотными.
Все собрались у входа. Дом гордо выпрямился, блеснув окнами, чувствуя торжественность момента.
- Поздравляем с открытием детского сада! - произнес кто-то. Все захлопали и дом почувствовал себя невероятно важным и нужным. «Детский сад, - задумчиво произнес про себя дом. - Вот я, оказывается для чего построен!» и началась у него особенная детсадовская жизнь.
Он с интересом наблюдал за маленькими человечками. Они были такие разные! Одни совсем крохотные, неловкие, любившие рисовать цветы и машины на аллейках. Другие постарше, тоже любители рисовать, но только на стенах дома. И чтобы никто не видел. Дом все никак не мог посмотреть что же они там рисуют. Но приходивший по утру дворник звонко и неприлично ругался, брал тряпку и все стирал. «Зачем, - думал дом. - Дети старались…»
Утром, когда взрослые приводили детей в сад, многие из них ревели. «Неужели им со мной так плохо! - переживал дом. - Что же сделать, чтобы они не плакали…» И он договаривался с голубями и воробьями, которые спускались к малышам и начинали прыгать и порхать перед ними. Дети переставали плакать и дом был счастлив.
Он любил наблюдать как дети завтракают, играют, спорят из-за игрушек. «Странные, - улыбался дом, - игрушек так много, а они спорят из-за одной».
А когда, после обеда, у малышей начинался сончас, дом, вместе с ними внимательно слушал сказку, которую читала воспитательница, и засыпал вместе с детьми. Правда его сон не редко нарушал какой-нибудь умник на автомобиле, начинавший сигналить за забором. Тогда дом злился и напрягался, стараясь не пропустить ни единого звука сквозь стены в спаленки, где сопели и ворочались в кроватках его жители.
После сна и полдника, малышня высыпала на улицу. Дом любил наблюдать как они играют в песочницах, качаются на качелях. Однажды, самый непоседливый из жителей дома упал с турника. Дом сильно испугался и рванулся к нему так, что стекла взвизгнули, а кое-где с потолка посыпалась штукатурка. Но, естественно он не смог двинуться с места. Малыша подняли, пожалели. А дом все переживал. Потом еще не раз на его глазах малыши падали, разбивали носы и коленки. И каждый раз, дом злился, от своей беспомощности. Он так хотел оградить своих маленьких жителей от всех неприятностей. И так переживал, когда это не получалось!
Когда вечером детвору забирали родители, он просил глубей, чтобы они махали им с крыш крыльями и дети махали ему руками в ответ. Иногда он думал: «Откуда же они берутся, таки маленькие? Кто их строит и где?» И с такими мыслями засыпал, чтобы завтра, выспавшийся и бодрый вновь распахнуть двери перед своими маленькими жильцами.
Часть 2
Прошло много времени…
Конечно же дому были неведомы перевороты творившиеся в мире, в стране, в городе, где он был построен. Он не думал настолько глобально, не рассуждал во вселенских масштабах о жизни. Он думал только о своих жильцах и о себе.
Однажды дом заметил, что малышей к нему приводят все меньше и меньше. С каждым месяцем, с каждым днем их количество уменьшается. Исчез куда-то рыжий драчун Ванька, постоянно кусающий за палец соседа по кроватке и ворующий камешки из аквариума. Исчез вечно плачущий и всхлипывающий Павлик, постоянно прячущий грязные салфетки в щелку в стене. Не приводили больше круглую Анжелку с тоненькими косичками, которая любила рисовать на доме ромашки красным кирпичом. Пропал ничего не говорящий по-русски Дэридж, который просто обожал долго сидеть на горшке с умным видом. Родители больше не приводили своих детей в дом.
Дом все переживал, не его ли в этом вина. Ведь время шло. Он немного осел, ссутулился, краски на стенах и заборах выцвели, карусели попереломала шпана из соседнего двора. Надо было взять себя в руки. Он вдохнул полными окнами, вскинулся, встряхнулся так, что балки заскрипели. Прогнал рассевшихся на карнизах ворон, постряхивал паутину… Правда в некоторых местах тут же обвалилась штукатурка.
«Да. Ремонт уже давно пора делать», - все грустно приговаривал тучный мужчина, которого тут все величали Степанычем или директором. «Так чего ж не делаете?» - все время порывался проскрипеть дом. Но вместо вопроса только сыпалась штукатурка. А Степаныч все ходил и приговаривал: «Жаль. Жаль. Жаль».
Вскоре детей совсем не осталось. На кухне перестали ворчать котлы, выкидывая из под крышек ароматные пары каши. Перестали булькать в кастрюлях компоты, разбрызгивая вокруг яблоневые капли. В детских комнатах больше не раздавались голоски. Яркие мультперсонажи нарисованные на стенах были жутко одинокими. Детские спаленки ежились от холода. Дому было не по себе.
Взрослые, которые называли себя воспитателями, еще какое-то время приходили в дом. Собирались в одной комнате, что-то пили, говорили о том как все быстро рухнуло и что теперь делать. Потом некоторые укладывались на детские кроватки и спали. Остальные уходили. Вскоре пропали и они.
Дом был в недоумении! Он, еще недавно такой красивый и всем нужный, вдруг остался совсем один! И сердитый сторож, ночной товарищ, отпугивающий пакостников-подростков, все еще приходящий по ночам, совсем его не успокаивал.
От переживаний у дома сгорела проводка, и, в некоторых местах, треснули стены. Он весь сгорбился, ссутулился. Повис на своих ригелях и подпорках, которые едва удерживали тяжесть дома.
Однажды утром приехали грузовые машины. Чужие люди открыли дом и начали выносить вещи. «Куда вы! Это не ваше! Это принадлежит детям!» - дом злобно стучал дверями, хлопал окнами так, что в некоторых даже треснуло стекло. Но люди не слышали его. Они погрузили все и уехали.
Дом остался один. День за днем он ждал, что все вернутся. Ждал из последних сил. Даже когда подростки били стекла и ломали оконные рамы. Даже когда какие-то подозрительные личности сняли весь шифер с крыши. Даже когда пытались разобрать стену с рисунком чебурашки… Дом сердился. Гудел трубами, сыпал на них штукатуркой. Одного даже чуть не прибил кирпичом. Он оберегал себя в надежде, что дети вернутся. Дом починят и все станет на свои места.
Но возвращались только подростки, да какие-то взрослые, которые жгли костры в детских спаленках, занимались любовью на грязном полу, ругались матом, рисовали на стенах всякие пошлости и били о них бутылки.
Скоро дом привык даже не просыпаться, когда ему делали больно. Просто тихо вздрагивал. И снился ему один и тот же сон: на площадках играет ребятня. Он стоит весь залитый лучами солнца. Все хорошо. Все замечательно. Он смотрит на малышню и все время думает: «Какие же вы замечательные – дети! И кто вас только строит!». И сон этот снился бы дому бесконечно, если бы не…
Часть 3
Прошло много времени…
Мало что осталось от прежнего, залитого солнцем, счастливого дома. Весь сутулый и полуразвалившийся, он молча переносил, выпавшие на его долю, страдания. Иногда вспоминая былые времена, он тяжко вздыхал, и от этого стены рушились еще больше.
Однажды утром к нему подъехали люди. Их было много. Они все ходили вокруг, что то чертили, записывали, громко обсуждали. «Что-то опять хотят вывозить, - подумал дом. – А ведь уже совсем нечего. Если только меня самого».
На следующее утро люди приехали снова. И снова. И снова. Они приезжали и приезжали, долго ходили по тому, что осталось от дома. Мерили, вбивали какие-то колышки. Дом смотрел на них своими разбитыми глазами-окнами и ничего не понимал. Ему просто хотелось, чтобы его оставили в покое.
Но однажды вместе с людьми приехали машины. «Вот и пробил мой час, - подумал дом. – Меня решили разобрать». И люди действительно стали разбирать завалы, ломать стены. Дом таял на глазах, каждый раз вздрагивая от неприятных ощущений. «Наверное так будет лучше» - думал он. И чем больше его разбирали, тем легче ему становилось. Оставалась лишь горькое чувство того, что он больше никогда не увидит человеческих детей. Таких маленьких, таких веселых, таких разных… И тут он вспомнил, как его любимица Анжелка говорила всем вокруг: «Если у тебя есть какое-то желание, надо перед сном загадать его и крепко зажмуриться. А когда ты проснешься, оно обязательно исполнится». И дом, зажмурившись так, что лопнули оконные рамы, загадал свое первое и последнее желание. Он очень хотел еще, когда-нибудь, увидеть детей…
Что-то сломалось в доме и… он рухнул. Совсем. Думать он уже не мог.
Внезапный свежий воздух влетел в окна и оживил его. Вдохнув каждой комнаткой запах новой жизни дом… очнулся. Заскрипели балки, заверещали голуби на крыше. Он ничего не понимал. Последним воспоминанием было горькое разочарование и надежда. Надежда, что его последнее загаданное желание обязательно исполнится!
Он стоял, хлопал чистыми светлыми огромными глазами-окнами и оглядывался вокруг. Дом был совсем не такой как прежде. Исчезли спаленки и пестрые мультяшки на стенах, исчез актовый зал, где стояло пианино. Теперь у него были идеально белые стены, очень много комнат с кроватями, какими-то непонятными аппаратами, длинные коридоры и лифт! Площадка вокруг дома тоже очень изменилась. Теперь там было много вновьпосаженых деревьев, деревянные беседки и много асфальта для машин.
«Интересно, а ко мне будут приводить детей?» - подумал дом и вздохнул еще раз, потревожив беспокойных голубей. Он очень радовался тому, что вновь обрел жизнь. И пусть его смущала стирильная чистота внутри, пугал слегка резковатый запах хлорки и свежей краски, он все равно радовался солнышку на небе, легкому ветерку. Он радовался своему новому обличию… его беспокоило только одно…
Ночью дом так и не смог уснуть. Наверное потому что спал слишком долго. Он пел песенку про кузнечика и слегка покачивал новыми боками. Голуби на крыше то и дело галдели, пытаясь унять разбушевавшийся дом. А он ликовал!
Утром опять приехали люди. Они обошли дом со всех сторон, похлопали друг друга по плечам, пожали руки. И один из них скомандовал: «Давай! Вешай!». Люди достали что-то из машины и повозившись немного прикрепили у центрального входа в дом. Это была табличка, на которой было написано «Центральный городской роддом».
Дом понятия не имел, что это значит, но почему-то очень чувствовал, всю серьезность события. И для себя определил, что будет носить эту табличку с гордостью до конца дней. Как медаль.
Вскоре начали поступать первые пациенты…
Часть 4
У дома сдавали нервы. Несмотря на то, что его желание исполнилось и даже более того, он теперь знал откуда берутся дети, он страшно за всех переживал. Переживал за мамочек, которые приходили к нему круглыми, а уходили худыми и счастливыми. Переживал за крохотных человечков, которых отчаянные врачи постоянно хлопали по попкам, дабы добиться звонкого крика, наполняющего дом до самой крыши. Переживал за пап, сначала торчавших под окнами с кульками клубники и черешни, а потом слегка пошатывающихся, улыбающихся, с цветами и конфетами.
Но в основном дом был счастлив. Он и не подозревал, что судьба готовит ему такую участь. Ради того, чем он сейчас жил, он был готов разрушиться еще раз. И еще. «Это ж надо, - думал он. – Вот они откуда берутся - эти маленькие создания. Появляются на свет такие крохотные, такие красненькие, такие некрасивенькие. А потом растут, преображаются, хохочут. Как же сложно все у людей. Нас создают люди. Руками, машинами. А чем создают людей? Как человечек оказывается в животе у мамы?».
Так размышлял дом и вид у него становился загадочно-задумчивый. Но этой тайны ему никогда не познать.
Однажды в дом привезли Марину. Худенькая и бледная, она все время плакала. Плакала даже во время родов и все просила врачей помочь. Дом еще подумал: «Какая не спокойная мамаша». Но потом, когда услышал разговор врачей, ему стало стыдно и страшно. Оказывается, у Марины ребенок родился раньше времени. И они не знали выживет он или нет.
Марина все время плакала у себя в палате. Дому очень хотелось утешить ее, сказать, что все обязательно будет хорошо. Но он только скрипел новыми балками.
А врачи все сражались за жизнь малыша. Он лежал в какой-то стеклянной коробке, весь в проводках. Дом смотрел на него и содрогался от жалости. Он стал каким-то серым от переживаний. Все заглядывал в реанимацию и переживал еще больше. Даже голуби на его крыше притихли, чувствуя настроение дома.
Дом восхищался стойкости врачей и вместе с ними не спал четвертые сутки. Внезапно, что-то случилось с электроэнергией. Аппарат, к которому был подключен ребенок, стал чихать и издавать какие-то звуки. У врачей начался переполох: «Напряжение упало! Срочно звоните на электростанцию!» И дом испугался. Испугался, что сейчас, если они ничего не смогут сделать, может произойти что-то страшное! И он напрягся. Напрягся изо всех сил, собирая всю энергию, из каждого проводка, в каждой комнате - и направляя ее туда, где она нужна была больше всего. У дома вздулись трубы, от напряжения посыпалась штукатурка, затрещали окна. Он направил все что мог в этот чудодейственный аппарат, от которого зависела жизнь маленького жителя дома. И когда напряжение восстановилось и дом расслабился, он еле держал свои дрожащие стены. Он даже не заметил как уснул.
Когда дом проснулся, он первым делом взглянул в реанимацию. Но ребенка там не было. Дом задрожал. Неужели случилось страшное! Но они же так старались! Дом бросился разглядывать каждую палату и какова была его радость когда он увидел цветущую Марину рядом со своим малышом. Тот жадно сосал мамину грудь громко чавкая и сопя. Дом смотрел на них с такой нежностью и был так счастлив, что окна засветились в лучах солнца еще сильнее и ярче.
От папы Антошки неприятно пахло и он сильно пошатывался, но дом не осуждал его. Он понимал, что это от радости. Через неделю дом, вместе со всем больничным персоналом провожал Марину с сыном. Он был рад за них. И радовался тому, что все так хорошо закончилось. Он не гордился собой. Он гордился своими жильцами: отважными врачами, круглыми мамочками, и этими маленькими существами, рождение которых, наверное, и было самым настоящим чудом.
Он стоял, хлопал чистыми светлыми огромными глазами-окнами и радовался. Радовался солнышку на небе, голубому небу, легкому весеннему ветерку, маленьким деревцам с неприлично набухшими почками, которые вот-вот лопнут под напором молодой листвы. Он любовался новеньким свежевыкрашенным беседкам и турникам вокруг. Радостно глядел на качели, грибы-песочницы и непонятные фигурки непонятных животных.
Вокруг него были люди. Большие и маленькие. Особенно ему нравились маленькие. Такие разные, они любопытно заглядывали в его окна-глаза с родительских рук, лазили по турникам, трогали маленькими руками его стены. Их прикосновения были смешными и щекотными.
Все собрались у входа. Дом гордо выпрямился, блеснув окнами, чувствуя торжественность момента.
- Поздравляем с открытием детского сада! - произнес кто-то. Все захлопали и дом почувствовал себя невероятно важным и нужным. «Детский сад, - задумчиво произнес про себя дом. - Вот я, оказывается для чего построен!» и началась у него особенная детсадовская жизнь.
Он с интересом наблюдал за маленькими человечками. Они были такие разные! Одни совсем крохотные, неловкие, любившие рисовать цветы и машины на аллейках. Другие постарше, тоже любители рисовать, но только на стенах дома. И чтобы никто не видел. Дом все никак не мог посмотреть что же они там рисуют. Но приходивший по утру дворник звонко и неприлично ругался, брал тряпку и все стирал. «Зачем, - думал дом. - Дети старались…»
Утром, когда взрослые приводили детей в сад, многие из них ревели. «Неужели им со мной так плохо! - переживал дом. - Что же сделать, чтобы они не плакали…» И он договаривался с голубями и воробьями, которые спускались к малышам и начинали прыгать и порхать перед ними. Дети переставали плакать и дом был счастлив.
Он любил наблюдать как дети завтракают, играют, спорят из-за игрушек. «Странные, - улыбался дом, - игрушек так много, а они спорят из-за одной».
А когда, после обеда, у малышей начинался сончас, дом, вместе с ними внимательно слушал сказку, которую читала воспитательница, и засыпал вместе с детьми. Правда его сон не редко нарушал какой-нибудь умник на автомобиле, начинавший сигналить за забором. Тогда дом злился и напрягался, стараясь не пропустить ни единого звука сквозь стены в спаленки, где сопели и ворочались в кроватках его жители.
После сна и полдника, малышня высыпала на улицу. Дом любил наблюдать как они играют в песочницах, качаются на качелях. Однажды, самый непоседливый из жителей дома упал с турника. Дом сильно испугался и рванулся к нему так, что стекла взвизгнули, а кое-где с потолка посыпалась штукатурка. Но, естественно он не смог двинуться с места. Малыша подняли, пожалели. А дом все переживал. Потом еще не раз на его глазах малыши падали, разбивали носы и коленки. И каждый раз, дом злился, от своей беспомощности. Он так хотел оградить своих маленьких жителей от всех неприятностей. И так переживал, когда это не получалось!
Когда вечером детвору забирали родители, он просил глубей, чтобы они махали им с крыш крыльями и дети махали ему руками в ответ. Иногда он думал: «Откуда же они берутся, таки маленькие? Кто их строит и где?» И с такими мыслями засыпал, чтобы завтра, выспавшийся и бодрый вновь распахнуть двери перед своими маленькими жильцами.
Часть 2
Прошло много времени…
Конечно же дому были неведомы перевороты творившиеся в мире, в стране, в городе, где он был построен. Он не думал настолько глобально, не рассуждал во вселенских масштабах о жизни. Он думал только о своих жильцах и о себе.
Однажды дом заметил, что малышей к нему приводят все меньше и меньше. С каждым месяцем, с каждым днем их количество уменьшается. Исчез куда-то рыжий драчун Ванька, постоянно кусающий за палец соседа по кроватке и ворующий камешки из аквариума. Исчез вечно плачущий и всхлипывающий Павлик, постоянно прячущий грязные салфетки в щелку в стене. Не приводили больше круглую Анжелку с тоненькими косичками, которая любила рисовать на доме ромашки красным кирпичом. Пропал ничего не говорящий по-русски Дэридж, который просто обожал долго сидеть на горшке с умным видом. Родители больше не приводили своих детей в дом.
Дом все переживал, не его ли в этом вина. Ведь время шло. Он немного осел, ссутулился, краски на стенах и заборах выцвели, карусели попереломала шпана из соседнего двора. Надо было взять себя в руки. Он вдохнул полными окнами, вскинулся, встряхнулся так, что балки заскрипели. Прогнал рассевшихся на карнизах ворон, постряхивал паутину… Правда в некоторых местах тут же обвалилась штукатурка.
«Да. Ремонт уже давно пора делать», - все грустно приговаривал тучный мужчина, которого тут все величали Степанычем или директором. «Так чего ж не делаете?» - все время порывался проскрипеть дом. Но вместо вопроса только сыпалась штукатурка. А Степаныч все ходил и приговаривал: «Жаль. Жаль. Жаль».
Вскоре детей совсем не осталось. На кухне перестали ворчать котлы, выкидывая из под крышек ароматные пары каши. Перестали булькать в кастрюлях компоты, разбрызгивая вокруг яблоневые капли. В детских комнатах больше не раздавались голоски. Яркие мультперсонажи нарисованные на стенах были жутко одинокими. Детские спаленки ежились от холода. Дому было не по себе.
Взрослые, которые называли себя воспитателями, еще какое-то время приходили в дом. Собирались в одной комнате, что-то пили, говорили о том как все быстро рухнуло и что теперь делать. Потом некоторые укладывались на детские кроватки и спали. Остальные уходили. Вскоре пропали и они.
Дом был в недоумении! Он, еще недавно такой красивый и всем нужный, вдруг остался совсем один! И сердитый сторож, ночной товарищ, отпугивающий пакостников-подростков, все еще приходящий по ночам, совсем его не успокаивал.
От переживаний у дома сгорела проводка, и, в некоторых местах, треснули стены. Он весь сгорбился, ссутулился. Повис на своих ригелях и подпорках, которые едва удерживали тяжесть дома.
Однажды утром приехали грузовые машины. Чужие люди открыли дом и начали выносить вещи. «Куда вы! Это не ваше! Это принадлежит детям!» - дом злобно стучал дверями, хлопал окнами так, что в некоторых даже треснуло стекло. Но люди не слышали его. Они погрузили все и уехали.
Дом остался один. День за днем он ждал, что все вернутся. Ждал из последних сил. Даже когда подростки били стекла и ломали оконные рамы. Даже когда какие-то подозрительные личности сняли весь шифер с крыши. Даже когда пытались разобрать стену с рисунком чебурашки… Дом сердился. Гудел трубами, сыпал на них штукатуркой. Одного даже чуть не прибил кирпичом. Он оберегал себя в надежде, что дети вернутся. Дом починят и все станет на свои места.
Но возвращались только подростки, да какие-то взрослые, которые жгли костры в детских спаленках, занимались любовью на грязном полу, ругались матом, рисовали на стенах всякие пошлости и били о них бутылки.
Скоро дом привык даже не просыпаться, когда ему делали больно. Просто тихо вздрагивал. И снился ему один и тот же сон: на площадках играет ребятня. Он стоит весь залитый лучами солнца. Все хорошо. Все замечательно. Он смотрит на малышню и все время думает: «Какие же вы замечательные – дети! И кто вас только строит!». И сон этот снился бы дому бесконечно, если бы не…
Часть 3
Прошло много времени…
Мало что осталось от прежнего, залитого солнцем, счастливого дома. Весь сутулый и полуразвалившийся, он молча переносил, выпавшие на его долю, страдания. Иногда вспоминая былые времена, он тяжко вздыхал, и от этого стены рушились еще больше.
Однажды утром к нему подъехали люди. Их было много. Они все ходили вокруг, что то чертили, записывали, громко обсуждали. «Что-то опять хотят вывозить, - подумал дом. – А ведь уже совсем нечего. Если только меня самого».
На следующее утро люди приехали снова. И снова. И снова. Они приезжали и приезжали, долго ходили по тому, что осталось от дома. Мерили, вбивали какие-то колышки. Дом смотрел на них своими разбитыми глазами-окнами и ничего не понимал. Ему просто хотелось, чтобы его оставили в покое.
Но однажды вместе с людьми приехали машины. «Вот и пробил мой час, - подумал дом. – Меня решили разобрать». И люди действительно стали разбирать завалы, ломать стены. Дом таял на глазах, каждый раз вздрагивая от неприятных ощущений. «Наверное так будет лучше» - думал он. И чем больше его разбирали, тем легче ему становилось. Оставалась лишь горькое чувство того, что он больше никогда не увидит человеческих детей. Таких маленьких, таких веселых, таких разных… И тут он вспомнил, как его любимица Анжелка говорила всем вокруг: «Если у тебя есть какое-то желание, надо перед сном загадать его и крепко зажмуриться. А когда ты проснешься, оно обязательно исполнится». И дом, зажмурившись так, что лопнули оконные рамы, загадал свое первое и последнее желание. Он очень хотел еще, когда-нибудь, увидеть детей…
Что-то сломалось в доме и… он рухнул. Совсем. Думать он уже не мог.
Внезапный свежий воздух влетел в окна и оживил его. Вдохнув каждой комнаткой запах новой жизни дом… очнулся. Заскрипели балки, заверещали голуби на крыше. Он ничего не понимал. Последним воспоминанием было горькое разочарование и надежда. Надежда, что его последнее загаданное желание обязательно исполнится!
Он стоял, хлопал чистыми светлыми огромными глазами-окнами и оглядывался вокруг. Дом был совсем не такой как прежде. Исчезли спаленки и пестрые мультяшки на стенах, исчез актовый зал, где стояло пианино. Теперь у него были идеально белые стены, очень много комнат с кроватями, какими-то непонятными аппаратами, длинные коридоры и лифт! Площадка вокруг дома тоже очень изменилась. Теперь там было много вновьпосаженых деревьев, деревянные беседки и много асфальта для машин.
«Интересно, а ко мне будут приводить детей?» - подумал дом и вздохнул еще раз, потревожив беспокойных голубей. Он очень радовался тому, что вновь обрел жизнь. И пусть его смущала стирильная чистота внутри, пугал слегка резковатый запах хлорки и свежей краски, он все равно радовался солнышку на небе, легкому ветерку. Он радовался своему новому обличию… его беспокоило только одно…
Ночью дом так и не смог уснуть. Наверное потому что спал слишком долго. Он пел песенку про кузнечика и слегка покачивал новыми боками. Голуби на крыше то и дело галдели, пытаясь унять разбушевавшийся дом. А он ликовал!
Утром опять приехали люди. Они обошли дом со всех сторон, похлопали друг друга по плечам, пожали руки. И один из них скомандовал: «Давай! Вешай!». Люди достали что-то из машины и повозившись немного прикрепили у центрального входа в дом. Это была табличка, на которой было написано «Центральный городской роддом».
Дом понятия не имел, что это значит, но почему-то очень чувствовал, всю серьезность события. И для себя определил, что будет носить эту табличку с гордостью до конца дней. Как медаль.
Вскоре начали поступать первые пациенты…
Часть 4
У дома сдавали нервы. Несмотря на то, что его желание исполнилось и даже более того, он теперь знал откуда берутся дети, он страшно за всех переживал. Переживал за мамочек, которые приходили к нему круглыми, а уходили худыми и счастливыми. Переживал за крохотных человечков, которых отчаянные врачи постоянно хлопали по попкам, дабы добиться звонкого крика, наполняющего дом до самой крыши. Переживал за пап, сначала торчавших под окнами с кульками клубники и черешни, а потом слегка пошатывающихся, улыбающихся, с цветами и конфетами.
Но в основном дом был счастлив. Он и не подозревал, что судьба готовит ему такую участь. Ради того, чем он сейчас жил, он был готов разрушиться еще раз. И еще. «Это ж надо, - думал он. – Вот они откуда берутся - эти маленькие создания. Появляются на свет такие крохотные, такие красненькие, такие некрасивенькие. А потом растут, преображаются, хохочут. Как же сложно все у людей. Нас создают люди. Руками, машинами. А чем создают людей? Как человечек оказывается в животе у мамы?».
Так размышлял дом и вид у него становился загадочно-задумчивый. Но этой тайны ему никогда не познать.
Однажды в дом привезли Марину. Худенькая и бледная, она все время плакала. Плакала даже во время родов и все просила врачей помочь. Дом еще подумал: «Какая не спокойная мамаша». Но потом, когда услышал разговор врачей, ему стало стыдно и страшно. Оказывается, у Марины ребенок родился раньше времени. И они не знали выживет он или нет.
Марина все время плакала у себя в палате. Дому очень хотелось утешить ее, сказать, что все обязательно будет хорошо. Но он только скрипел новыми балками.
А врачи все сражались за жизнь малыша. Он лежал в какой-то стеклянной коробке, весь в проводках. Дом смотрел на него и содрогался от жалости. Он стал каким-то серым от переживаний. Все заглядывал в реанимацию и переживал еще больше. Даже голуби на его крыше притихли, чувствуя настроение дома.
Дом восхищался стойкости врачей и вместе с ними не спал четвертые сутки. Внезапно, что-то случилось с электроэнергией. Аппарат, к которому был подключен ребенок, стал чихать и издавать какие-то звуки. У врачей начался переполох: «Напряжение упало! Срочно звоните на электростанцию!» И дом испугался. Испугался, что сейчас, если они ничего не смогут сделать, может произойти что-то страшное! И он напрягся. Напрягся изо всех сил, собирая всю энергию, из каждого проводка, в каждой комнате - и направляя ее туда, где она нужна была больше всего. У дома вздулись трубы, от напряжения посыпалась штукатурка, затрещали окна. Он направил все что мог в этот чудодейственный аппарат, от которого зависела жизнь маленького жителя дома. И когда напряжение восстановилось и дом расслабился, он еле держал свои дрожащие стены. Он даже не заметил как уснул.
Когда дом проснулся, он первым делом взглянул в реанимацию. Но ребенка там не было. Дом задрожал. Неужели случилось страшное! Но они же так старались! Дом бросился разглядывать каждую палату и какова была его радость когда он увидел цветущую Марину рядом со своим малышом. Тот жадно сосал мамину грудь громко чавкая и сопя. Дом смотрел на них с такой нежностью и был так счастлив, что окна засветились в лучах солнца еще сильнее и ярче.
От папы Антошки неприятно пахло и он сильно пошатывался, но дом не осуждал его. Он понимал, что это от радости. Через неделю дом, вместе со всем больничным персоналом провожал Марину с сыном. Он был рад за них. И радовался тому, что все так хорошо закончилось. Он не гордился собой. Он гордился своими жильцами: отважными врачами, круглыми мамочками, и этими маленькими существами, рождение которых, наверное, и было самым настоящим чудом.
