Из ребячьего фольклора

Слово
- Мама!…………….. Мама, мама, мама…..
И чего вы все так радуетесь? Это я так сказал не потому, что вы просили, а потому что сказать мне это проще всего. Ма-ма. Это же вам не гидроэлектростанция выговорить. Конечно меня тоже радует, что со мной теперь можно по-человечьи пообщаться. А то все «агу», да «агу». А мамочка моя еще одну вещь придумала, я как в первый раз услышал, даже описался от смеха: «У, - говорит, - ты моя крошечка! Я тебе сейчас песенку спою – натюнт лют люта, натюнт лют люта…» Я сначала подумал, что она на каком-то инопланетянском языке со мной общается. Потом прислушался – действительно поет. Да еще с таким умилением. Поулыбался я ей и давай повторять следом. А что делать? Других то песен она мне раньше не пела.
Зато теперь у меня прямо счастье. Могу трепаться без умолку и все вокруг только радуются. Ну, не спорю, некоторые слова как слышу, как думаю так и говорю. Вот вчера сидим мы в семейном кругу, трапезничаем. Меня как всегда за отдельный стол посадили. Подали бутылку с кашей. Ешь мол, и помалкивай. Я то естественно к их столу тянусь, меня в общество тянет, поговорить, потрогать, пощупать… И приборов мне не дали. Их мне теперь наверное вообще никогда не дадут, после того как на прошлой неделе я ножом чуть папе ухо не оттяпал. Он сам виноват. Я вообще к тарелке тянулся, а папа меня к себе стал разворачивать. А какой мужик потерпит, когда его от обеда отрывают. Вот я и схватился за первое что под руку попалось с горяча… А попался нож…
Так вот посадили меня за мой стол заключения, а хлеба дать забыли. А я без хлеба ничего теперь не ем. И вообще – сладкая корочка – лучшая еда.
- Хука, - закричал я. – Хука, хука… - А они смотрят на меня и понять не могут. Я уже и пальцем показал и даже плюнуть попробовал, да не долетело. То ложку мне подсунут, то косточку, то яблоко… Да. Взрослые соображают очень туго. Неужели тяжело понять что хука – это хлеб. Ведь разницы никакой! Просто немогу я выговорить еще все на их языке.
Благо мама у меня сообразительная. Она первая поняла куда я глаза таращу.
А еще меня недавно помидором угостили. Протягивают и говорят: «Ну, малыш, скажи – по-ми-дор». Я им и так и эдак. Не могу. Я ж его еще на вкус не попробовал. Как же я могу про него что-то сказать? А они мне: «Ну скажи по-ми-дор!» «Темека» - говорю. Почему «темека», сам не знаю. Ну вот так мне гораздо удобней. Зато теперь каждый раз когда я вижу помидор на улице и начинаю орать «темека» родителевы друзья спрашивают: «Он у вас что курить просит?»
Одним словом мало кто меня понимает. Поэтому на маму и оглядывались все, когда я кричал на весь базар: «Мама – блябля! Мама блябля!» Им ведь и невдомек что я всего лишь навсего, без злого умысла яблоко просил. Ну очень мне тогда яблока захотелось. Его мне конечно купили, но на базар больше с собой не берут.
Тяжело нам, малышам. Взрослым весело, когда мы слова коверкаем, а нам как тяжело! Воды попросишь, а они тебе погремушку суют. Просишь погремушку, они тебе воды приносят. Я недавно соску потерял. Люблю, понимаешь, после обеденного сна полежать, подумать о смысле жизни, почмокать любимой «нонкой». «Нона» - это моя соска. Так вот проснулся я, а ее нет. А какая же мне теперь жизнь без нее!!! Я в крик. Мама прибежала: «Чего, - говорит, - плачет мой кузнечик? Нона?» Мама задумалась. А я, чтобы ей понятней было кулак в рот засунул и давай его сосать. «А, соска!» – догадалась она. Так и живем.
Правда вот папа обижается. Я его до сих пор бабой называю. Ну никак не выходит у меня это слово – папа. Только пузыри, да слюни в разные стороны.
Зато все хорошо понимают слова «дай» и «манэ» и всегда говорят «нельзя». Едят конфеты, говорю: «Дай!» Отвечают: «Тебе нельзя, ты еще маленький». Папа приходит, спрашивает: «Кому мороженое?» Я кричу: «Манэ!» Он отвечает: «Тебе нельзя». А чего тогда спрашиваешь, кому? Кроме меня и мамы тут все равно никого нет! И если она не хочет, то дай «манэ»! Чего тебе, жалко? А когда на улице подошел к девчонке которая пила что-то из бутылки и попросил: «Манэ!» Мама сказала, что я вечно голодный, сунула мне в рот мою же кашу и повела домой. А ее бутылка была интересней. И каша там наверное была вкуснее. Вот бы такую «манэ».

Предложение
- Ну и какую мы сегодня споем с тобой песенку?
- Про тебя…
- Про меня? Это которая про маму?
- Нет! Про тебя! Про накомаи слова до боли…
Опять смеются. Что не скажу, смех! Тяжело мне, горемычному. Пока вообще не говорил, все просили скажи, да скажи… Начал говорить словами – все умиляются и смеются. Начал предложениями, все удивляются, и смеются еще больше! Странные эти взрослые.
Сижу, недавно смотрю как мама чай остужает. Гляжу, она сахар в чай «бултых»… Кричу:
- Мама сахар утопила!
Она улыбается и наливает мне чай в кружку.
Сахар это сладко, я знаю. Очень люблю облизывать его с пальцев. Делается это так: слюнявятся пальцы, запускаются в сахарницу, и потом… Вкуснотища!.. Правда мама ругает. Говорит, что у меня скоро что-нибудь слипнется. А я не боюсь: «Разипним!» - говорю.
Особенно мне нравится облизываться перед телевизором. Я вообще все важные дела перед телевизором делаю: сижу на горшке, ем, играю, сплю, люблю мультики. Правда иногда мультики совсем непонятные: то ли для людей, то ли для детей. Вчера еще коня в майке показывали! А мама сказала что это зебра. Еще я разобрал папин телефон. Мама стала ругаться, и кричать, что такое делать запрещено, а я разревелся и все говорил что «отпрещено»…
Недавно мама спросила, как я отнесусь к тому, что у меня будет сестренка. Я согласился при условии что ее будут звать Спайдермэном или Матрицей.
Еще меня познакомили с няней. Я ей сразу сказал: «Няня, кака, фу, пошла домой». А она, противная, осталась. Но когда она включила мне «Ледниковый период» я ее полюбил. Теперь мы с ней друзья. Она учит меня спускаться по ступенькам держась за «берила» и покупает «бодровые орешки».
Мама возила меня в деревню. Там было весело. Теперь я знаю кто такая корова и что ее «доют пока она не сдуется». Знаю что у козла борода как у деда, а курица приносит такие же яички, что и бабушка…
Кстати, бабушка мой враг! Она меня помыла! Поставила в тазик и давай поливать. А мне так холодно стало! Я и начал кричать: «Без стилинова не буду». Я кричу, а она вокруг бегает и понять не может чего мне надо. Пришла мама, постелила на дно тазика полотенце, и я успокоился.
Еще я полюбил слово «козел». Баба – козел, дед – козел, мама – козел, улица – козел, каша тоже козел. Мама стала ругаться, что я полюбил это слово. Оно оказывается плохое. И теперь у меня «козел» только баба и каша.
Недавно к нам в гости приходила Ляля. Я начал возмущаться, взял маму за руку, и попросил:
- День усики…
Она смотрит на меня и не понимает. Пока я сам не пошел и не принес ей свои трусики. Не могу же я перед дамой своего сердца без трусов ходить.
Ляля красивая. Я люблю сидеть у нее на коленях говорить и петь песню «Про тебя». А еще люблю с ней целоваться. Крепко-крепко, прямо в самую щеку…

Рассуждения
Ну вот, наконец-то меня все понимают. Со мной разговаривают как со взрослым человеком. Мы часто гуляем, рассматриваем всяческие вещи. Очень меня любит соседская собака Глаша. Как только я выхожу на улицу, она ко мне подходит и начинает нюхать. Я начинаю бояться. А мама говорит:
- Не бойся Глашу, она тебя просто понюхать хочет.
А я отвечаю:
- Что я ей котлета, что ли чтобы меня нюхать.
Я однажды тоже понюхал Глашу. Котлета пахнет вкуснее.
А недавно я чуть не подрался. С солнцем. Представляете, мама мне сказала, что если я сниму шапку, у меня будет солнечный удар! Пусть только попробует! Я сразу ему сдачи дам! Убежал от мамы за угол, снял шапку. Жду. Но кроме как от мамы по попе больше никаких ударов не получал.
Походил, поскучал. Подхожу к бабе Зине, говорю:
- Баба Зина, дай пожалуйста твои бусы.
- Зачем?
- Надену, пойду в песочницу, буду ходить гордо-гордо. А когда Наташка на меня засмотрится, я потихонечку заберу ее ведро.
Баба Зина рассмеялась, и давай объяснять, что мальчики бусы не носят, а девочек обижать нельзя. А я понял, бусы ей просто жалко и пошел к маме. Иду, вижу на кофте у меня пуговка расстегнулась.
- Ма, запуговичь мне кофту.
А она говорит:
- Так не выражаются. Надо сказать, мама, застегни мне пожалуйста пуговицу на кофте.
- Ого, - говорю. – У меня столько слов во рту не поместятся.
- Неправда, - смеется мама, - расскажи вот бабе Зине про бабочек.
- Бабочки как бабочки. Они уже все замерзли и спят. А когда лето придет их солнышко защекочет и они проснутся от того что им щекотно под мышками.
- А почему бабочки крылышками машут?
- Ну я же говорю. Им щекотно, поэтому они крыльями машут и летают. А на цветочки они садятся, когда от солнышка прячутся, чтобы отдохнуть. Попробуй пережить столько щекотаний! А вообще бабочки и стрекозлы – это все украшения неба.
- А почему стрекозлы?
- Просто их жены стрекозы лето красное пропели и уже все умерли.
Пришла Наташка и давай просить у меня машину. Ей в домик для куклиного мужа транспорт понадобился. Мама говорит:
- Уступи Наташе, она же девочка.
- Я уже науступался сегодня. Сижу тут с одним паравозом.
И не дал. Наташка назвала меня Бабой ягой и ушла. А я подумал: «Уж лучше Баба яга и Кощей бессмертный, чем вареная морковка или пенка от молока».
И вообще везет этим девчонкам: обижать их нельзя, кусать тоже, и даже для украшения головы у них вон сколько всего и бантики, и резиночки… А у меня только свои родные волосы.
Опять пришла Наташка с коляской. А в ней маленький человек.
- Это, - говорит, - мой братишка. Смотри, какой он колясочный. Хорошо, что мы с тобой уже прямо ходячие. Баба Зина, а у нас вчера был утренник. Я пела и мне все хлопали и смеялись.
- Что ты так хорошо выступала? – спросила моя мама.
- Не знаю, но упала смешно, - ответила Наташка и куда-то покатила своего калясочного брата.
- Какие же дети нынче умные, - сказала баба Зина.
- Да уж, - ответила мама.
А я им говорю:
- Деты не нынче и не умные. Мы просто предрассудительные и говорить любим.