Войти
Регистрация
0
Я всегда завидовала им – кротким, выглаженным, всегда причесанным и нежным – детям из благополучных семей. Иметь свою комнату в доме (желательно двухэтажном), ходить в элитные школы и разучивать ноты под бдительным руководством педагога, заботливо нанятого родителем, для образования своего драгоценного чада.
Всегда завидовала их возможности не так старательно думать о будущем, как приходится мне, не пересчитывать в уме копейки, из которых складывается возможность или невозможность исполнения желания, не надеяться на волшебную случайность, которая даря уверенность в благополучном завтра, вырвет у отчаянного вчера – где бездна мучительной реальности – нет никого, совсем никого , кто дал бы мне радость ощущения того, что мне не надо думать о таких сложных и неповоротливых вещах , как работа, деньги, зарплата, и месяц – зависший между двумя яркими вспышками ад, каждый день которого нелепо очерчен суммой, которую можно потратить.
Может поэтому я всегда стремилась к чему-то солнечному, безоблачному, оторванному от реального времени и пространства. Может поэтому именно сейчас, сквозь серую пелену недвижных жалюзей и привычную безысходность моих летних дней, мне привиделся кусочек рая (рая на земле), за который небрежно ухватилось мое воображение и благополучно дорисовало полную картину.
Рай был в Корее (возможно лишь моего воображения). Он состоял из влажного утра, розовой кофточки и меня, спещащей на утренний урок. Как оказалось, я играю на «чангу» – корейский барабан. И я играю на нем, забывая о реальности - реальности людей, денег, политики, атомных бомб и малиновых варений, и погружаюсь в реальность барабаного боя – пространство вечности, выраженной в звуках, шепот и крик чего-то неизведанного, яркого, дикого и волнующего так, что дрожащие колени и пересохшее горло всего лишь жалкая дань моего слабого тела.(на жертвенник перед тобой, я поставила бы много большее)
А на выходе из этих поразительных ощущений меня покорно ждал ласковый влажный воздух, нежно обволакивала пасмурность дня и упоительно ласкала близость моря (всего полчаса езды на автомобиле); и где-то совсем рядом устойчиво ощущалось присутствие мужа, заботиться о котором спешило мое покорное домашнее сердце.
Причем ощущение от слова муж, было очень важным, почти таким же важным как барабанчатая реальность - как если бы сумма, которая воплощала в себе рай, состояла из этих двух слагаемых. А сам муж представлял собой чуть более мягкий и утонченный вариант грозного и необузданного Ю., с которым меня как-то свела судьба и в которого я так глупо и нечаянно, так пламенно и волшебно имела неосторожность влюбиться; он полностью обволакивал меня, даря ощущение полного удовлетворения и покорности, определенности и ненужности проделывания таких акробатических вещей как «думание на что жить завтра», и ему, в заслугу его стойкой мужественности, принадлежала вся я, точнее вся та, что не принадлежала барабанному богу (божеству?) - кроткая стайка розовых кофточек, тонкие запястья, русалочья грация, ужины по вечерам и некая забота о тягучем пространстве, которое его окружало...
Всегда завидовала их возможности не так старательно думать о будущем, как приходится мне, не пересчитывать в уме копейки, из которых складывается возможность или невозможность исполнения желания, не надеяться на волшебную случайность, которая даря уверенность в благополучном завтра, вырвет у отчаянного вчера – где бездна мучительной реальности – нет никого, совсем никого , кто дал бы мне радость ощущения того, что мне не надо думать о таких сложных и неповоротливых вещах , как работа, деньги, зарплата, и месяц – зависший между двумя яркими вспышками ад, каждый день которого нелепо очерчен суммой, которую можно потратить.
Может поэтому я всегда стремилась к чему-то солнечному, безоблачному, оторванному от реального времени и пространства. Может поэтому именно сейчас, сквозь серую пелену недвижных жалюзей и привычную безысходность моих летних дней, мне привиделся кусочек рая (рая на земле), за который небрежно ухватилось мое воображение и благополучно дорисовало полную картину.
Рай был в Корее (возможно лишь моего воображения). Он состоял из влажного утра, розовой кофточки и меня, спещащей на утренний урок. Как оказалось, я играю на «чангу» – корейский барабан. И я играю на нем, забывая о реальности - реальности людей, денег, политики, атомных бомб и малиновых варений, и погружаюсь в реальность барабаного боя – пространство вечности, выраженной в звуках, шепот и крик чего-то неизведанного, яркого, дикого и волнующего так, что дрожащие колени и пересохшее горло всего лишь жалкая дань моего слабого тела.(на жертвенник перед тобой, я поставила бы много большее)
А на выходе из этих поразительных ощущений меня покорно ждал ласковый влажный воздух, нежно обволакивала пасмурность дня и упоительно ласкала близость моря (всего полчаса езды на автомобиле); и где-то совсем рядом устойчиво ощущалось присутствие мужа, заботиться о котором спешило мое покорное домашнее сердце.
Причем ощущение от слова муж, было очень важным, почти таким же важным как барабанчатая реальность - как если бы сумма, которая воплощала в себе рай, состояла из этих двух слагаемых. А сам муж представлял собой чуть более мягкий и утонченный вариант грозного и необузданного Ю., с которым меня как-то свела судьба и в которого я так глупо и нечаянно, так пламенно и волшебно имела неосторожность влюбиться; он полностью обволакивал меня, даря ощущение полного удовлетворения и покорности, определенности и ненужности проделывания таких акробатических вещей как «думание на что жить завтра», и ему, в заслугу его стойкой мужественности, принадлежала вся я, точнее вся та, что не принадлежала барабанному богу (божеству?) - кроткая стайка розовых кофточек, тонкие запястья, русалочья грация, ужины по вечерам и некая забота о тягучем пространстве, которое его окружало...
