Я не помню откуда она взялась, как я её впервые увидел, почему она мне понравилась - это всё покрыто туманом. Она просто всегда была в моей жизни начиная от первых воспоминаний и лет до шести. (Я не случайно сказал "до одури", сейчас вы поймёте почему).
В детском саду было много девочек, но я их не замечал. не видел, не слышал, они меня не интересовали. Общался я только с мальчишками, которых довольно хорошо помню и с Остапченко Зиной которую очень любил, точно знал что женюсь на ней когда вырасту, общался с ней часто, внимания уделял ей много и... почему-то меня совершенно не интересовало есть ли с её стороны взаимность. А взаимности не было, более того, Зина должно быть ненавидела меня всем сердцем. И у неё на это было не мало причин. Её лицо стёрлось из моей памяти, но помню что были у неё русые волосы, самые красивые в мире, обычно укладывали их в "конский хвост" или две светлых косички с вплетёнными в них нарядными бантиками. Была она тихоня, в шумных играх никогда не участвовала, испуганно жалась поближе к воспитателю и очень часто плакала.(плакала не без причины). Как я уже сказал я её очень сильно любил и часто с нею общался, но... к сожалению следует признать я абсолютно не умел и не понимал как нужно общаться с девочками. Любовь моя выражалась в дёрганьях за косы, развязывании бантиков, обсыпании песком или колючками(спецом для этой цели набранными), подставлении подножек, задирании платья и тому подобных "нежностях". Если она брала в руки игрушку - мне тут-же хотелось именно эту, если она выбирала синий фломастер - мне непременно нужен был синий цвет, если она бралась за зелёный - мне он был нужен тоже. Если она садилась на качелю - я торопился раскачать посильней пока она не успела слезть и с удовольствием слушал её жалобный писк. Если она имела неосторожность лезть на "горку" - я знал что заберусь быстрей, пусть даже с другой стороны и тогда держись Зина. За столом я сидел рядом с ней, на прогулке часто становился с ней в пару, она хотела стоять с кем угодно только не со мной, но поскольку я был драчлив - желающих с ней вставать было мало. На всех утренниках танцевала она со мной (хотя из меня танцор никакой (и тогда и сейчас)) В какой-то момент у меня её забрали и хотели поставить в пару с Вадиком который хорошо умел танцевать польку. Против Вадика я ничего не имел, но тем не менее показывал ему кулак за спиной у музпеда. Вадик драться не любил и хоть танцевал польку, но пацаном был неглупым - стал юлить, отказываться с ней вставать, не хотел подавать ей руку. Она расплакалась и музпед сказала "Ну иди вставай с Димой раз так хотите стоять вместе". Она этого не хотела, этого хотел только я, но откуда про то знать музпеду. Она плакала и ко мне не шла, тогда я подошёл к ней взял за руку и отвёл на наше обычное место во второй линии. Больше её никто не забирал, все знали что она плакса и дружит с Димой. В тонкостях этой "дружбы" никто не разбирался.(Гораздо позже я понял что даже в самой искренней дружбе, равноправие - редкость, всегда есть лидер и есть ведомый, и это ещё вопрос кто в ком больше нуждается) но отвлёкся.. Итак я любил её, мог общаться с ней сколько хотел, как хотел и когда хотел, мне этого было достаточно и я никогда не задумывался любит она меня или нет. Не то чтобы это было мне безразлично, просто не приходило в голову об этом думать. Желание пообщаться с Зиной Остапченко возникало у меня несколько раз на день, но едва завидев меня она убегала и мне сначала приходилось её поймать, а кто хоть когда нибудь ловил убегающих девочек - знает что их проще всего поймать за волосы. Короче говоря, худшее что только может случиться с девочкой в детском садике - это необузданная любовь такого мальчика как я.
Менялись группы: младшая, средняя, старшая, подготовительная, менялись воспитатели, но мои симпатии были неизменны из всех девочек меня интересовала только одна единственная - Зина Остапченко. Может быть у вас возникнет вопрос "А почему она не жаловалась?" А кто сказал что она не жаловалась? Она жаловалась на меня всё время. Но как это часто бывает, всё легко вывернуть на изнанку, чёрное принять за белое и наоборот, воспитатели устав от её жалоб, отмахивались "Зина, тебе наверно нравится Дима ты всё время на него ябедничаешь". Несправедливо. Да, я ещё в детстве понял что всё не так как кажется. Я отравлял ей жизнь и не давал прохода, а все считали что она нытик, плакса и ябеда. Все считали что мы "неразлей вода" и она моя подружка, на самом деле не видеть меня никогда в жизни наверное было самым горячим её желанием, несчастное существо должно быть мечтало чтобы я заболел или умер. Но болел я очень редко.
Мама хранит множество моих детских фотографий. Очень часто на них рядом со мной Зина Остапченко. На всех утренниках и праздниках она была моей бессменной партнёршей, на многих групповых фотках мы стоим или сидим рядом с ней, лицо у неё унылое и покорное, я держу её за руку.
Один момент врезался мне в память, воспитательница оттащила меня от неё и сказала:- "Дима так нельзя, не хорошо девочек обижать", подала мне мячик и сказала что нужно подойти к Зине, сказать "Зина ты хорошая девочка, на тебе мяч." Понял?" Я ответил что понял, она погладила меня по голове и ушла. Я побежал к Зине - она стала от меня убегать, запыхавшись наконец забежала в какой-то угол откуда бежать было некуда, я тоже запыхавшийся преградил ей дорогу и протянув мячик сказал "Зина, на мяч". Она помолчала немного, потом спрятала руки за спину и ответила "Не хочу". Я был разочарован. Бросил не нужный мяч и дал ей по уху. Бедная Зина заплакала, а я ушёл. Не знаю наказали меня за это или нет, наверное в угол поставили, но я этого не помню, меня туда ставили несколько раз на день.
Много раз со мной разговаривал её папа. Он был совсем не похож на моего. Мой был молодой, а её папа старый (может он и не был старый, но мне так казалось потому что он был лысый, худой и в очках) И очень высокий почти до неба (или он был до неба по сравнению со мной). Он часто отводил меня в сторону, присаживался возле меня на корточки, всматривался мне в лицо, вздыхал, снимал очки долго протирал их носовым платком, снова надевал, заглядывал мне в глаза и спрашивал:-"Мальчик, ну когда ты перестанешь хулиганить?" Я не знал что ему ответить и молчал. Он тоже рассматривал меня молча, глаза его за очками казались огромными, он вздыхал не зная что со мной делать и спрашивал:-"Ну что ты молчишь, мальчик?". Видимо это был очень интелегентный папа - он ни разу не надрал мне уши, не дал подзатыльник и даже не пригрозил что это сделает. Мой папа совсем по другому бы поступил. Она не знала кому надо жаловаться, жаловаться надо было моему папе.
После подготовительной группы мы отплясали с ней свой последний самый торжественный утренник, нам подарили портфели, пожелали хорошо учиться в школе. Все разошлись счастливые и нарядные, больше я никогда не видел свою первую любовь.
отсчет, если бы ты писал не сплошным текстом, а обзацами, цены бы тебе не было!