Все молчали, я молчал,
не глупец, чтоб лезть под танки
осуждения,
и санки,
на траву и вниз съезжал.
Все кричали, я кричал,
в унисон десяткам тысяч,
что и сам не понимал,
но ревел трубою зычно.
Все в овраг и я туда,
вместе с толпами, улыбка,
лишь в полете слезла с губ,
твоюж мать - зачем? Ошибка!
Все лежали, стоны, вой,
потирали переломы,
но опять вставали в строй,
формируя вновь колонны.
Все ушли. Ну, те кто жив.
Шишки пряча под мимозой,
С разным шагом, в разных позах.
Обо мне во тьме забыв...
Я один, и я есть - все,
сам и лидер, и массовка,
иногда на самом дне,
начинаешь жизнь по новой...
не глупец, чтоб лезть под танки
осуждения,
и санки,
на траву и вниз съезжал.
Все кричали, я кричал,
в унисон десяткам тысяч,
что и сам не понимал,
но ревел трубою зычно.
Все в овраг и я туда,
вместе с толпами, улыбка,
лишь в полете слезла с губ,
твоюж мать - зачем? Ошибка!
Все лежали, стоны, вой,
потирали переломы,
но опять вставали в строй,
формируя вновь колонны.
Все ушли. Ну, те кто жив.
Шишки пряча под мимозой,
С разным шагом, в разных позах.
Обо мне во тьме забыв...
Я один, и я есть - все,
сам и лидер, и массовка,
иногда на самом дне,
начинаешь жизнь по новой...